Нет времени

Общеизвестно, что время делается по индивидуальному заказу.
       Банальная шутка относительно того, что пять минут длятся по-разному в зависимости от того, с какой стороны двери в уборную вы находитесь, описывает характерный и впечатляющий, но самый простой случай. Десять лет строгого режима гораздо больше, чем просто десять лет. Неделя отпуска куда короче рабочей недели.
       Время, в которое мы живем, идет во много раз быстрее, чем шло прежнее время. И не только потому, что мы, все живущие, делаемся старше, а с возрастом индивидуальное время сокращается. Ускорение связано еще и с объективными переменами.
       Дело не только в общественно-политических событиях, наполнивших последние пятнадцать лет российской жизни. Быт, всепроникающий и всеобъемлющий быт меняется все быстрее. И при всей нашей сосредоточенности на колебаниях учетной ставки, росте цен нефти, борьбе титанов телерестлинга и прочих важных процессах именно бытовые новшества задают лихорадочный темп существования, и мы несемся вперед, словно кто-то пнул нас как следует в зад коленом. Бестолково и поспешно переставляя ноги, чтобы не плюхнуться мордой в землю...
       Моего поколения люди – то есть еще не ушедшие из активной деятельности, не пенсионеры, не самые старшие из живых – хорошо помнят совсем другой быт. И даже не могут отделаться от подсознательного убеждения, что тот быт и был нормальным, а сейчас суета и безобразие.
       Овощи и фрукты появлялись по сезону, зимой не без удовольствия ели мороженные яблоки. К весне картошка в погребах и на балконах прорастала, при чистке из нее выковыривали «глазки».
       Костюм шили два месяца и носили пять лет. Когда зад, колени и локти начинали блестеть – ткани были прочные и до дыр не протирались – костюм перелицовывали, перешивали изнанкой наружу. Нагрудный кармашек пиджака переползал на правую сторону, и так ходили даже весьма обеспеченные люди. Ботинки ремонтировали до полной смены подошв. За взрослую жизнь средний человек снашивал максимум три пальто.
       Мужчины носили белье и летом, зимою же – байковое. Пальто были на двух слоях ватина, но все равно все мерзли, потому что трикотажа не было вовсе, и свитеры носили только полярники и художники.
       Женщины зимой надевали поверх туфель для тепла боты, но как они обходились в любые морозы без брюк, в платьях и чулках – подумать страшно.
       Поколения менялись, квартиры – никогда. Мебель стояла там, куда ее поставили неведомые предки неизвестно когда, и врастала в пол. За большими шкафами обои не переклеивали даже во время ремонтов.
       Машину покупали со Сталинской премии или из северных, летных и подземных надбавок и ездили на ней пожизненно. На пятнадцатом году эксплуатации чинили ее не чаще, чем современную на третьем.
       Трофейные приемники прекрасно работали еще в середине шестидесятых, только с заменой ламп бывали проблемы. Звук был не стерео, но живой и глубокий – если только какой-нибудь умелец, ремонтируя потенциометр, не протыкал черный картон динамика.
       Часы «Победа» или квадратная Doxa переходили к сыну естественным образом, перед выпускным вечером, а отец, пока не накопилось на новые, доставал из комода, заводил и носил в брючном кармане-«пистоне» дедовы «Павелъ Буре», потемневшего серебра, с музыкой и гравировкой на внутренней крышке: «Его превосходительству квартальному надзирателю Бубликову Антону Карловичу от благодарных евреев купеческого звания. 1901 год».
       Так жили год за годом – среди одних и тех же вещей, в одних и тех же стенах. И не только в нищей советской стране. Еще в середине пятидесятых в Европе и даже в Америке большинство людей существовало среди предметов прочных, редко заменяемых на новые, в фамильном жилье. Общество потребления только складывалось.
       Один мой знакомый за последние три года, улучшая свою молодую жизнь, сменил три квартиры – купил, не понравилась, продал и купил другую... Сейчас ремонтирует: как теперь принято, купил без внутренней отделки. В квартире не будет ни единой старой вещи. Мебель, техника, весь «дизайн» – с нуля.
       Одежда покупается к сезону и носится один сезон – к концу она не только из моды выходит, но и нередко из строя. Прочность не требуется.
       Поколения электронной техники сменяют друг друга так быстро, что все большее время занимает перенос информации на новые носители. С грустью я смотрю на две полки, забитые виниловыми дисками... И с ужасом думаю о том, что скоро понадобится новый компьютер...
       Все быстрее улетает время. Его съедает цивилизация разового быта.
       Вероятно, постепенно у людей выработается новое ощущение времени – приспособленное к новой материальной культуре. От стресса спешки люди вернутся к стрессу неподвижности и скуки, то, что сейчас представляется мельканием, будет казаться застоем. Пока же я замечаю, как неуютно чувствуют себя в этой суете даже молодые люди, и думаю, что нам вдвойне не повезло: во-первых, мы живем в интересное время, во-вторых, оно очень быстро проходит.