Размер шрифта
А
А
А
Новости
Размер шрифта
А
А
А
Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

Пора на выход

Когда 30 сентября в Москве принималось решение о направлении войск в Сирию, с этой операцией связывались большие надежды. Трудно точно сказать, чего предполагал добиться Путин, отдавая приказ о нанесении ударов по противникам Асада, но три цели виделись вполне отчетливо.

Во-первых, все это должно было позволить России, говоря словами отечественных экспертов, «вторгнуться в главный дивизион международной политики», откуда ее «попросили» пару десятилетий назад.

Во-вторых, неоценимая роль Москвы в борьбе с исламистами могла стать тем фактором, который сделал бы Запад более готовым к переговорам по широкому кругу вопросов, в том числе и по Украине и санкциям — ведь как-то неприлично третировать своего союзника.

В-третьих, именно в Сирии кремлевские политики предполагали показать всему миру, что время «инспирированных США «цветных революций» закончилось.

Поначалу все шло очень даже неплохо. Россия действительно оказалась в центре мирового внимания. В Москву и Сочи потянулась цепочка сначала ближневосточных лидеров, а потом и не только.

Сомнения россиян в правильности предпринятого вмешательства во многом развеял самолет компании «Когалымавиа», упавший на Синае.

Затем случился страшный теракт в Париже — и тут даже скептики поверили в то, что конструктивное взаимодействие между Россией и Западом возобновится и новая антитеррористическая коалиция является только вопросом времени. Ну а там уже недалеко и до отмены санкций, нахождения приемлемого для Москвы компромисса по Украине, и до business as usual.

Похоже, однако, что события существенно отклонились от разработанного в Москве плана всего через десять дней после того как парижские теракты открыли, казалось бы, путь к коалиции. Весьма вольно трактуя «можно» и «нельзя», российские летчики в очередной раз «спрямили» путь на базу и были сбиты турецким истребителем.

С этого момента, похоже, главным врагом для России стала Турция — что изменило не только ассортимент фруктов в московских магазинах, но и всю игру на Ближнем Востоке.

В Вашингтоне, Лондоне и Брюсселе поняли, что в регионе возник крупный игрок, менее всего желающий российского «вторжения» — как в свое воздушное пространство, так и в элиту мировой политики.

Союзнические отношения Сирии и Ирана, в свою очередь, подогрели интерес к конфликту в Саудовской Аравии, что послужило предпосылкой появления своего рода «треугольника» Анкара — Вашингтон — Эр-Рияд, а дальше, похоже, все перешло к этапу, на котором важнее тактика, чем стратегия.

Взглянем на несколько бросающихся в глаза фактов.

Несмотря на то что Москва неоднократно пыталась установить контакт и начать кооперироваться с Парижем, который объективно был наиболее заинтересован в борьбе с исламистами в Сирии, дальше громких слов ничего не двинулось. Разрекламированная в России возможность раскола западной коалиции ввиду «более решительных» действий Москвы не реализовалась. Взаимодействия между французами и сирийскими правительственными силами, которого не исключал глава МИД Франции Лоран Фабиус, не случилось.

Все постепенно свелось к «обмену информацией» между французами и русскими, ценности которой никто, по сути, не знает. В итоге Франция подтвердила, что полностью поддерживает действия коалиции во главе с США, а тот же Фабиус начал гневно обличать Россию в том, что она наносит удары по мирным жителям, убивая женщин и детей, и требовать их прекращения. Собственно, на этом в процессе потенциального российского-западного сближения можно поставить точку.

На фоне консолидации западной позиции практически одновременно были сделаны крайне резкие заявления в отношении России и лично Путина: прозвучали открытые обвинения в осведомленности о подготовке убийства в Лондоне Литвиненко и в коррумпированности российского лидера, о которой «давно было известно». И то и другое должно, видимо, снизить готовность хотя бы некоторых из союзников США к любому общению с Москвой.

В то же время отношения России с европейскими странами существенно обострились ввиду попыток Кремля дискредитировать европейскую политику и сыграть в пользу тех националистических и антиеэсовских сил, которые оппонируют нынешним лидерам европейских стран. Судя по всему, последуют и другие шаги и знаки, подтверждающие, что никто не намерен мириться с таким «вторжением» России в глобальную политику.

Наконец, что самое существенное,

США перешли от слов о необходимости борьбы с запрещенным в России ИГ (организация запрещена в России) к делу. В этом, несомненно, есть большая заслуга Кремля, который показал, что «вакуум» на Ближнем Востоке может заполняться не только исламистами.

За последнюю неделю мы услышали не только то, что в Северном Ираке для борьбы с террористами (вероятно, достаточно экстерриториальной) будут дислоцированы солдаты 101-й воздушно-десантной дивизии, но и что к наземной операции Соединенных Штатов, если таковая начнется, присоединятся Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты и, возможно, Египет.

Наконец, президент Турции, сожалея о том, что его страна не присоединилась к США и их «коалиции решительных» во время операции в Ираке в 2003 году, сообщил, что Турция «готова к любому развитию событий в Сирии». Вероятно, все это не только слова, что может подтвердить и конференция министров обороны стран – участниц западной коалиции на этой неделе.

В прошлый четверг Лоуренс Корб, бывший замминистра обороны США, заявил в интервью «Аль-Джазире»: «То, что на земле появятся саудовские солдаты, воюющие вместе с мятежниками против правительства, — очень значительная эскалация, и я смею надеяться, что она заставит русских сесть за стол переговоров, вместо того чтобы заниматься созданием небольшого аллавитского государства на западе Сирии».

Судя по всему, у России не было и нет плана на случай масштабной интернационализации сирийского конфликта.

Узнав о возможных шагах саудитов, командующий Корпусом стражей исламской революции Джафари заявил, что он «не верит, что они осмелятся послать саудовских солдат в Сирию»; но такое заявление лишь подтверждает, что надежды Ирана, а с ним Сирии и России связаны с тем, что никто не решится вмешаться в конфликт. Однако я бы не был так в этом уверен — все же региональные державы (и прежде всего Саудовская Аравия и Турция) вовсе не заинтересованы в том, чтобы в их «зоне влияния» радикально усиливались позиции России и Ирана.

Таким образом, вместо того, чтобы «устранить сложности», появившиеся из-за присоединения Крыма и российского вмешательства в конфликт на востоке Украины, Москва как никогда близка к тому, чтобы Сирия стала новой Украиной — куда на начальном этапе было вложено много средств и сил; которая, казалось, продемонстрировала всему миру мощь и возможности России; на чьей основе была развернута и успешно «капитализирована» в народное доверие масштабная пропагандистская кампания, но которая в результате превратилась в страшную проблему, чье решение чревато потерей лица.

В Сирии ситуация может оказаться еще более сложной.

Во-первых, здесь уже не стоит рассчитывать на затяжной статус-кво: после вмешательства внешних сил ни о каком «аналоге» ДНР для «рядового Асада» можно не мечтать.

Во-вторых, в отличие от Украины, в Сирии вполне вероятно прямое столкновение российских военных и сил американской коалиции — чего не было, если я правильно помню, со времен вьетнамской войны.

В-третьих, по чисто экономическим соображениям свободы маневра у нас существенно меньше, чем было два года назад, и потому потребность в успехе больше, а вероятность его — значительно ниже.

Провал России в Сирии, который сегодня начинает казаться практически неминуемым, может иметь для нас крайне негативные последствия.

Москва — ни для кого не секрет — пыталась своим возвращением на глобальную арену по крайней мере развеять все сомнения в том, что уж региональным-то игроком она в полной мере является. Неудача в Сирии, неспособность сохранить режим Асада даже на части территории страны могут показать всем, какова выгода от статуса союзника России, а точнее — то, что таковая отсутствует в принципе.

Поэтому, мне кажется, пока не случилось непоправимого, России не стоило бы ждать, когда к ней обратятся другие члены антитеррористической коалиции (они к ней явно не придут), а попытаться самой пойти на контакт и выяснить условия почетного выхода из сирийской кампании. Такого, который оставил бы после себя картинку, похожую на переход колонны 40-й армии 15 февраля 1989 года по мосту через Амударью.

А то, что конец Асада будет похож на то, что ожидало Наджибуллу, не должно нас слишком волновать — просто потому, что после двух неудач России точно будет чем заняться на постсоветском пространстве. Причем, хочется верить, дипломатическими, а не военными средствами.