Цивилизация
«Не все так просто», — загадочно говорил Семен Семеныч. Или Иван Иваныч… Напрочь забыла, как звали сотрудника Главлита, которого я еще успела застать, придя в конце 1980-х стажером на работу в газету — орган горкома КПСС.
Этот мужчина средних лет в среднем костюме сидел в среднем, но отдельном кабинете и внимательно читал все подготовленные к печати материалы. Никогда не кричал. Не грубил. Вместе со всеми демократично занимал очередь за продуктовыми заказами из горкомовских закромов (цыплята, сосиски, банки зеленого горошка). С 9.00 до 20.00 с перерывом на обед методично, время от времени заглядывая в какой-то талмуд, что-то вычеркивал или (реже) вписывал. А на все вопли журналистов, что может быть крамольного в концерте Пьехи или выставке детского рисунка, отвечал одно и то же: «Не все так просто…»
Но оказалось, проще не бывает.
В один прекрасный день Главлит приказал долго жить, и Семен Семеныч пропал куда-то вместе со своим талмудом.
На столе в опустевшем кабинете осталась лишь банка из-под зеленого горошка, приспособленная цензором под пепельницу. Да долго еще в редакции повторяли фразу «Не все так просто» в случаях, когда ею пытались прикрыть что-то неблаговидное или попросту бессмысленное. Впрочем, эта фраза сегодня вновь переживает ренессанс.
Взять хоть несколько последних нашумевших в блогосфере событий — государственные СМИ без всякого Главлита сочли их, видимо, неактуальными. Так, в Петербурге депутаты не стали приглашать главу питерского УВД на слушания, чтобы узнать подробности гибели пятимесячного таджикского мальчика. Дескать, не «надо нагнетать», «у нас сложные межнациональные отношения» и «не все так просто в этой истории».
Хотя чего там сложного-то? В длинной цепочке людей, фактически ставших соучастниками гибели ребенка (от сотрудников миграционной службы до органов опеки и врачей), не нашлось ни одного человека, кто назвал бы это честно: преступлением. Не возмутился: что вы творите, отнимая пятимесячного малыша, которого каждые два часа нужно кормить грудью, от матери? Вся вина которой в том, что у нее истек срок регистрации и, видимо, не было денег, чтобы откупиться от принципиальных сотрудников ФМС.
А мигранты в России, с точки зрения силовиков и чиновников, — абсолютная пыль под ногами, за которых никто не заступится и никто не накажет, что бы с ними ни сделали.
Чего питерские депутаты — коллективный такой осторожный Семен Семеныч — испугались не понять в этой простой, как две копейки, истории. И чем молчание вокруг нее поможет налаживанию межнациональных отношений с Таджикистаном больше, чем открытое и честное расследование трагедии?
Также искали «сложное» в свое время и в истории с блокадницей, которую обвинили в краже двух пачек масла и фактически довели до смерти в полицейском участке. Как долго и упорно администрация магазина оправдывала тогда грубые действия охраны: дескать, старушки разные бывают, знали бы вы, сколько у нас воруют, а мы не думали, что она — блокадница, и все в таком духе. Хотя любой нормальный человек, которого родители научили в детстве отличать добро от зла, точно знает: нельзя обижать стариков, даже если они не правы и даже если не все из них — блокадники. Все просто, не правда ли?
Так же просто, как в истории с еще одним стариком — 75-летним мужчиной, который на прошлой неделе встал в одиночный пикет с безобидным плакатом «Путин есть — ума не надо». Ему на глазах у полиции плеснули в лицо химикатами защитники президента, больше похожие на бандитов, а растерявшиеся стражи порядка никак не могли понять, кто в этой истории прав, а кто нет.
Хотя в зеркальной ситуации, встань старик на улице с плакатом «Путин — ум, честь и совесть эпохи» и напади на него отморозки, они бы уже через секунду сидели в комфортабельном автозаке.
А потом могли и реальный срок получить за причинение вреда здоровью пожилому человеку, который всего лишь воспользовался своими конституционными правами. Но плакат был подозрительный, и история сразу перешла в разряд «не все так просто». Хотя проще не бывает.
Научившись за последние два года вести горячие дебаты на «геополитические» темы, в которых мало кто что понимает, но спорят чуть не до драки, мы незаметно перенесли этот принцип на базовые понятия обычной жизни. Да, брать чужое и нарушать свои же обещания нехорошо, но в крымском случае «не все так просто». Да, война — это ад и ужас, но если кругом враги, то надо «бить первым». Глубокомысленным аргументом «не все так просто» очень легко можно заглушить совесть, оправдать собственную трусость, глупость или равнодушие.
Когда я читаю социологические отчеты о том, сколько процентов россиян поддерживают ввод российских войск куда бы то ни было, думаю: интересно, какие разговоры эти отдельные проценты ведут дома? Ну вот сидит отец семейства на диване у включенного телика, переваривает ужин. Дневник у сына-школьника проверил, козу рогатую дочери-малышке сделал. А тут наши с экрана бомбы на Сирию сбрасывают. И что папа? Радуется: глянь, сынок, как ровненько бомбочки легли, все подчистую там зацементировали? Или все-таки переключает телевизор на канал с мультиками или хотя бы на сериал про ментов?
Задумываюсь, потому что страшно зацепил меня один пост в фейсбуке — от отца, который в Калуге сводил свою трехлетнюю дочь на кукольный спектакль «Три поросенка». Он пишет, что сам в детстве смотрел эту историю в театре марионеток: «На этом представлении мы, юные зрители, изо всех сил мешали волку совершить тройное убийство. Когда он спрашивал нас, куда побежали свиные дети, мы, не сговариваясь, дружно показывали противоположное направление. Среди нас не было никого, кто бы помогал волку дуть на домики поросят, чтобы сломать их убежище. А уж на прямой вопрос волка в зал «Вы хотите, чтобы я их съел?» мы истошно орали: «Нет!!! Уходи!!!»
Но это было в прошлом веке. А вот сегодняшние реалии: «Практически все малолетние почитатели кукольного театрального искусства, пришедшие на этот спектакль, жаждали крови несчастных запуганных животных. Милые мальчики и девочки активно помогали волку в его кровожадном замысле. Дули вместе с хищником на поросячье жилье. Кричали: «Съешь их!» А на вопрос «Куда побежали поросята?» — весь зал дружно вставал, показывая руками бестолковому любителю свежего мяса истинное направление побега трех братьев.
Рядом со мной воспитанный мальчик, лет пяти, обращался к волку на «Вы»: «Ломайте дверь! Ее можно ногами выбить! Сожрите их!»
Бабушка юного садиста с улыбкой взирала на внучка. Глаза ее, как пишут в сочинениях школьники, «лучились добротой». В зале царило устойчивое родительское умиление…»
В фейсбуке разгорелся спор, в каком возрасте дети начинают отличать добро от зла (дескать, малолетки вообще жестоки) и не виноват ли режиссер в том, что не «подсказал» в постановке детям, за кого надо переживать: за волка или за поросят. Может, у него волк таким милым получился, что грех такому симпатяге не помочь?
Все эти рассуждения, наверное, отчасти верны… Но ведь в театр дети пришли с родителями. И если не режиссер, то почему мамы-папы-бабушки не подсказали своим детям, что надо помогать тем, кого хотят сожрать, а не тому, кто жрет. Или тут тоже «не все так просто»? И принцип «с волками жить — по-волчьи выть» надо внушать с детства, чтобы не вырастали из детишек беззубые романтики и мягкотелые пацифисты?
«Кто смотрит на зло без отвращения, тот скоро будет смотреть на него с удовольствием». Сказано тысячи лет назад, но почему так много людей в нашей стране все не верят своим глазам, все ищут в талмудах современных Семен Семенычей ответы на вопросы, что такое хорошо и что такое плохо. Как будто им пять лет и они все еще не в состоянии отличить хищника от жертвы. А потому кричат в азарте, аплодируя волкам: «Ату! Сожрите их!»
