Размер шрифта
А
А
А
Новости
Размер шрифта
А
А
А
Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

«Кино плохое делают»

Интервью с Алексеем Учителем

Режиссер вошедшего в лонг-лист «Оскара» фильма «Край» Алексей Учитель рассказал «Парку культуры» о проблемах кинопроизводства, реакции на «Край» западных зрителей и кинообразе России в Голливуде.

На заседании правительственного совета по кинематографии под председательством Владимира Путина итоги прошлого киногода так и не были озвучены. Однако бедственное положение российского кинопроката и особенно отечественных картин ни для кого не секрет. Вероятно, доклад исполнительного директора Федерального фонда поддержки отечественной кинематографии будет отчасти озвучен 25 февраля, когда в Москве пройдет конференция «Кинопрокат в России: перспективы развития бизнеса». Другими участниками которой станут государственные чиновники, кинопрокатчики и режиссеры, такие как Григорий Ивлиев, Федор Бондарчук, Рубен Дишдишян и многие другие. В преддверии конференции корреспондент «Парка культуры» встретился с ее участником режиссером Алексеем Учителем, чтобы узнать, какие вопросы он собирается поднять в рамках обсуждения и почему у российского кино проблемы с популярностью у зрителей.

— Конференция посвящена развитию российского кино. Чтобы вы хотели там обсудить?

— Одна из основных проблем заключается в том, что у нас катастрофически мало залов: около 2000, за год прирастает порядка 300–400. Пока не будет хотя бы 5000 залов, нашему кино не прорваться. Оно держится две-три недели, а потом сметается новинками, хотя многие фильмы рассчитаны на более долгий прокат — 2–3 месяца. Это вопрос номер один, и пока он не решится, все остальное бесполезно. Еще одна часто встречающаяся проблема: есть интересное кино, оно снято, куплено в прокат, но нет рекламного бюджета, а значит, о фильме никто не узнает. Так обычно происходит с картинами, получающими фестивальные призы.

— Говорят, на «Овсянках» были полные залы.

— Наверняка это были полные залы в нескольких кинотеатрах, которых с гулькин нос. Полные залы публики, которая знает кино.

— А что лично вам понравилось из последнего?

— «Овсянки», «Как я провел этим летом», «Кочегар» — очень интересные картины, но они никогда не станут любимыми народными фильмами. У нас режиссеры, возможно, сознательно часто загоняют себя в рамки. Вот есть фильм «Осенний марафон», который и интеллектуальный, и высокохудожественный, и его смотрят все. Для меня это идеал — то, к чему я пытаюсь стремиться.

— Какие ощущения у вас вызывает современное российское кино?

— У меня есть ощущение, что все продюсеры — за редчайшим исключением — хотят экранизировать анекдоты. Причем довольно среднего качества. И чтобы не актеры снимались, а телеведущие, потому что они наиболее популярны у массового зрителя. Такое кино тоже должно быть, конечно, но когда оно становится приоритетным...

— А как вы оцениваете результаты сборов «Края»? Вы рассчитывали на то, что он окупится в российском кинопрокате?

— Я считаю, что $6 миллионов — очень хорошая цифра. Потому что «Край» кино далеко не простое, под него нелегко расслабиться в кресле. Другое дело, что можно говорить о просчетах в рекламной кампании — сделали ставку на зеленую молодежь, а мне казалось, что не надо с ней заигрывать. Тем не менее результат меня сильно обрадовал: нас посмотрели около миллиона зрителей. Мы успешно продали фильм на телевидение и DVD, и я рассчитываю, что сумма увеличится за счет иностранного проката. Даже скромный американский прокат приносит $2–3 млн.

— Пожалуй, самая знаменитая роль Владимира Машкова за последние годы — Давид Гоцман из «Ликвидации», и это тоже поствоенная драма. Вы держали в голове образ Гоцмана, когда приглашали Машкова в «Край»?

— Нет. Я, к своему стыду, даже не видел «Ликвидацию» до того, как предложил Машкову роль, разве что какие-то отрывки. Ну, это совершенно разные вещи — в «Ликвидации» у него характерная роль, совсем другого плана. Никаких пересечений, кроме времени, нет — да и то условно, у нас 45-й год, а там попозже. С Машковым я просто очень давно хотел поработать, я ему уже даже предлагал, но никак не складывалось, а тут совпало. Я послал ему сценарий и приготовился ждать месяц, но он уже вечером позвонил и сказал: «Я хочу».

— Вы говорите, что уже предлагали Машкову роли, то есть в каких-то ваших фильмах мы могли бы его увидеть, но не увидели?

— В тех, что сняты, — нет, просто у меня был еще один сценарий... Но теоретически он мог бы сыграть роль богатого жениха в «Прогулке» вместо Гришковца.

— Возвращаясь к «Краю», почему вас заинтересовало поствоенное время?

— Я выбираю не время, а интересную идею. Если меня тронет история, разворачивающаяся в 2020-м, то я с удовольствием за нее возьмусь.

— Но в российском кино сейчас чувствуется всплеск интереса к военному и послевоенному времени. Почему?

— Про то время есть замечательная литература, больше возможностей. Я бы с удовольствием снимал кино про то, что происходит сейчас, и, собственно, две картины у меня есть — «Прогулка» и «Пленный», но такие истории — штучный товар. Я читаю много современной прозы и сценариев, но крайне редко возникает что-то действительно интересное.

— Разве современность преподносит меньше любопытных тем?

— Темы есть, а так чтоб из них сложилось интересное кино — таких сценариев не просто мало, а очень мало. Это тоже одна их главных проблем российского кино — узкий круг сценаристов, почти не появляются новые имена.

— В чем причина резкого спада интереса к отечественному кино?

— Кино плохое делают. Нет идей, нет историй, низкий профессионализм. Ведь чем силен американский кинематограф: у них средний уровень — не шедевров, а обычного качественного продукта — значительно выше. В России сейчас выходит 5–6 очень хороших картин, 50 очень слабых, которые стыдно показывать, и 10–15 средних. Это фильмы вроде комедии «Любовь-морковь», которые собирают зрителей, сделаны на неплохом профессиональном уровне, имеют четкие жанровые рамки, поэтому приносят продюсерам прибыль. Такого кино должно быть больше. Кино — индустрия, она должна создавать фильмы на потребу зрителя, и создавать качественно.

— Почему же у нас это так плохо получается?

— Мы ориентированы на продукт, который предназначен для России и стран СНГ, а Голливуд рассчитывает на весь мир, он мыслит другими масштабами. 80% всех денег, собираемых в кино, — это Америка. Я уже лет 10 говорю, что пока мы очень серьезно не интегрируемся в мировой кинематограф, российское кино будет влачить то существование, которое сейчас влачит. Какие-то отдельные выскочки будут, но сильного прогресса не произойдет. Меня не раз американские и европейские продюсеры спрашивали — почему вы не снимаете фильмы на английском? Если бы «Край» был снят на английском, то у него изначально были бы совсем другие возможности за границей.

— Много ли было заграничных показов фильма «Край»? Как реагировали зрители?

— Показов было уже очень много — и в Торонто, и в Варшаве, и в Южной Корее, и в Германии, и в Марокко, ну и самое главное — в США. Я присутствовал на показе для «Золотого глобуса», и организаторы нам потом говорили, что это редкий случай — в конце фильма были довольно сильные аплодисменты. На премьере в Варшаве огромный трехтысячный зал сидел, затаив дыхание. Никто не шелохнулся, очень правильная была тишина. В Торонто существует правило, что после сеанса ты должен отвечать на вопросы, и никто не просил объяснить, как это часто бывает с нашими картинами, почему это так, а то эдак. В основном задавали вопросы эмоционального характера. Из чего я сделал вывод, что фильм воспринимается правильно, в нем все понятно.

— А как проходили показы для «Оскара»?

— Есть один официальный показ, который идет в зале, где проходит церемония «Оскар», — туда авторов не пускают. А если проникнешь, то могут дисквалифицировать. Сейчас вообще строго — раньше разрешалось посылать академикам диски с фильмом, теперь это запрещено. Знаю лишь, что на фильме было около 300 человек — неплохо для иностранной ленты. После сеанса они сразу голосуют — ставят оценки по десятибалльной шкале, но все это покрыто тайной.

— Независимо от того, понравился фильм или нет, коротко описывая картину, все произносили слова «женская баня», «водка», «медведь». Эти знаковые элементы – своего рода маркеры местной культуры или реверанс Западу, который должен увидеть то, что ожидает?

— Чушь! В нашей картине медведь очень серьезный символ. Я нигде не видел медведя, распятого на паровозе. Что такое самогон, американцы вообще не знают, и потом, у нас в фильме не так уж и много пьют. Баня тоже очень важный по смысловой и эмоциональной части эпизод. Если западного зрителя чем и завлекать, то совсем не этим. Фестивальная публика — это да, она любит, когда в России все плохо и грязно. Но мы про это не думали. Типа давайте для «Оскара» вот так снимем? Это смешно. А вообще мы были сейчас в Лос-Анджелесе и спрашивали, какое кино про русских было бы интересно. Оказалось, про русскую мафию, хотя еще десять лет назад их интересовали Гагарин и Чайковский. Впрочем, сейчас наблюдается неожиданный всплеск интереса к Распутину. Французы, например, собираются снимать про него большую картину и обращались к нам за помощью. Вообще, после попадания в оскаровский лонг-лист было уже три звонка с предложениями о совместном производстве. «Оскар» на всех действует магически, даже если его не получать.