Цивилизация
Сегодня в рамках основного конкурса Берлинского кинофестиваля пройдет мировая премьера «Под электрическими облаками» — нового фильма Алексея Германа-младшего. Эту картину — первую после «Бумажного солдата», получившего приз за режиссуру на Венецианском фестивале 2008 года, — Алексей Герман-младший снимал целых шесть лет. Идея фильма возникла у него еще в 2008 году, а съемки, прошедшие на Украине и в России, начались только в 2012-м. В связи с болезнью Алексея Германа-старшего режиссеру пришлось прервать работу над »...облаками» и вплотную заняться фильмом «Трудно быть Богом» — последней работой отца. Теперь «Под электрическими облаками» готов и представляет Россию в конкурсе Берлинского кинофестиваля. Перед мировой премьерой фильма «Газета.Ru» расспросила режиссера о его картине, действие которой разворачивается в России 2017 года.
— Фильм пока почти никто не видел, в сети есть только небольшой синопсис. Расскажите, о чем картина?
— «Под электрическими облаками» — это такой многофигурный роман, немного в традиции XIX века. В советском кинематографе, знаете, был такой жанр — «производственная драма».
Вот наш фильм — это своего рода производственная драма о строительстве высотного дома, которое началось, но было в какой-то момент заморожено. Картина рассказывает о том, что происходит вокруг этого. Как живет гастарбайтер, приехавший на строительство, как живут наследники заказчика дома, скончавшегося за границей. Еще один герой — архитектор, мечтавший создать замечательное здание, отличное от убогой позднесоветской и постсоветской архитектуры.
Кроме того, зритель узнает о том, как оформлялась земля на этот дом, построенный на территории, принадлежавшей музею.
Параллельно рядом развивается криминальная история с похищением. Мы пытались создать такую 3D-драматургию — не только показать действие с разных точек зрения, но и его развитие во времени. Хотели исследовать все обстоятельства, фильм построен в том числе и на том, что все время открываются новые.
За счет всего этого мы постарались поймать и исследовать ощущение жизни в России, той жизни, которая выросла здесь после Советского Союза.
С другой стороны, мне важно, что это история про людей живых и порядочных, которые несмотря на коррупцию, кризис и прочее во что-то верят и пытаются что-то сделать.Мне кажется, что надо о них говорить, сказать, что «ребята, нас не так мало, как кажется, мы есть, мы здесь живем».
— У ваших героев есть какие-то реальные прототипы?
— Да, конечно. Первоначально я придумал фильм об архитекторе, но в процессе написания сценария стало понятно, что история обрастает новыми и новыми персонажами. Писалось все это с людей, в какой-то мере знакомых мне. В некотором смысле это, конечно, попытка анализа моего поколения. С другой стороны, эта история — она совершенно из жизни: молодые архитекторы часто терпят неудачи с амбициозными проектами.
Мы, кстати, с подачи нашего художника Елены Окопной провели конкурс на лучший проект для молодых архитекторов — дом-победитель и попал в фильм.
— А каков был первоначальный импульс для сценария?
— Хотелось проговорить какие-то простые вещи: как надо поступать, как не надо, что правильно, что неправильно. Какие-то вещи у нас проговорены четко и внятно, и я считаю, что это верно. В финале картины у нас героиня говорит, что поступки должны совершаться из невозможности поступать иначе, а не как считается правильным или удобным. В этих словах для нас квинтэссенция того, что мы хотели сделать.
— Почему действие фильма разворачивается в будущем?
— Нам показалось, что картину про настоящее лучше кидать немного вперед — чтобы время успело дойти до того, что мы пытаемся уловить. Кино вообще, на мой взгляд, должно немного опережать время. Особенно если речь идет, как у нас, о жизни вокруг больших городов, в которой все меняется очень быстро. Помню, когда в 2008-м выходил «Бумажный солдат», меня очень ругали за звучавшие в фильме разговоры об ответственности интеллигенции. Прошло всего два года, и все те же слова зазвучали в реальности из уст многих. Хочется идти в этом же направлении, говорить о корневом. С другой стороны, в фильме вообще важна тема времени в России. Здесь время время движется не из точки А в точку B, а одновременно вперед, влево, вправо, назад и спиралями.
— Поправьте, если я ошибаюсь, но из ваших слов следует, что здание, о котором идет речь в фильме, — это для вас что-то вроде метафоры постсоветской России…
— Да, многие меня уже об этом спрашивали. Нет, мы здание просто искали талантливое, но весь фильм — это в некоторой степени попытка познания нашего времени и нас самих художественными средствами.
Здесь не только история, но и ощущение страны в преддверии большой войны, кризиса, каких-то трагических событий, но страны, в которой все равно еще растет что-то живое.
Проще говоря, мы не «прожектор перестройки». Важно было закрепить ощущение, что при всей сложности и холодности окружающего мира что-то пробивается из-под снега. Фильм и снимался ради разговора об этом живом.
— Вы говорите, что фильм снимался на Украине. А российские государственные деньги в бюджете есть?
— Да, это российско-украинско-польское производство. Мы получили финансирование еще в 2010 году, но сейчас, в связи с войной на Украине, к нам будут относиться настороженно. При этом большая часть средств — негосударственные. Нам помогали наши друзья, замечательные люди. К счастью, Первый канал купил картину для телепоказа. У нас отличные продюсеры: Артем Васильев, Андрей Савельев, Рушан Насибулин и другие.
— Прокатные даты уже есть?
— Пока нет. Нам бы очень хотелось выпустить фильм в конце весны.
— Последние инициативы Минкульта, касающиеся очерняющих Россию фильмов, не коснутся «Под электрическими облаками», как вам кажется?
— Мне уже немного неудобно говорить, что я никогда не снимал фильмов с матом (смеется). Так что тут нам бояться нечего. Хотя я считаю, что мат возможен в кино, если это органично. Что же касается остального, то у меня не было задачи кому-то понравиться или не понравиться. Насчет проблем: точно я могу сказать только то, что к нам будут относиться как минимум настороженно. Мы же все понимаем, что если захочется, то найти можно что угодно и где угодно — вопрос только в том, будет ли такое желание.
