Цивилизация
В своей краткой автобиографии художница Зинаида Серебрякова писала, что получила образование главным образом в семье своего деда, известного архитектора Николая Бенуа. Первое десятилетие XX века она занималась работой над техникой и стилем, путешествуя по Европе и посещая мастерскую Осипа Браза.
Успех пришел к ней вместе с выставкой «Мир искусства» в 1910 году, на которой ее произведения были выставлены вместе с картинами Михаила Врубеля, Бориса Кустодиева, Валентина Серова и других признанных мастеров.
Особую популярность имел автопортрет «За туалетом», который приобрела Третьяковская галерея вместе с двумя другими работами художницы («Зеленя осенью» и «Молодуха»). По итогам выставки Серебрякову избрали членом «Мира искусства».
В 1916 году она вместе с командой Александра Бенуа занималась росписью Казанского вокзала, а в 1917 году совет петербургской академии художеств выдвинул художницу на звание академика живописи. Стремительному взлету Серебряковой помешала революция, которую та встретила с детьми и матерью в родовом имении Нескучное.
Ее муж Борис в эти дни находился с командировкой в Сибири, после которой должен был отправляться в Москву в качестве консультанта по дорожному строительству. Связь с ним наладить в эти дни было практически невозможно.
«Я здесь в безумном беспокойстве — вот два месяца, что не имею ни строчки от Бори, это так страшно, что я с ума схожу. В августе он писал часто, и письма доходили, а с 28-го никаких известий нет», — писала Серебрякова брату Николаю.
В декабре из-за грабежей соседних поместий она вместе с сродными переехала в Змиев. Воссоединившись с мужем, в начале 1918 года Серебрякова перебралась в Харьков. В марте 1919 года Борис Серебряков умер от сыпного тифа.
«Ах, так горько, так грустно сознавать, что жизнь уже позади, что время бежит, и ничего больше, кроме одиночества, старости и тоски, впереди нет, а в душе еще столько нежности, чувства. Я в отчаянии, все так безнадежно для меня. Хотя бы уехать куда-нибудь, забыться в работе, видеть небеса, природу», — писала она своей подруге Галине Тесленко.
Чтобы как-то выжить в чужом городе с четырьмя детьми Серебрякова отказалась от живописи и устроилась рисовать таблицы исторических находок в археологический музей при Харьковском национальном университете. К этому времени относится и одно из самых мрачных ее полотен — «Карточный домик».
«Живем мы по-прежнему каким-то чудом, так как фантастические миллионы, которые теперь стоит жизнь, все растут и растут. В феврале здесь будет выставка… Я же с ужасом вижу, что у меня за этот год опять нет ничего значительного, интересного, что выставить. Наконец я буду получать ученый паек с Нового года», — рассказывала она об этом периоде жизни.
В 1920 году ей удалось стараниями родственников перебраться в Петроград и занять три комнаты в «уплотненной» семьями актеров МХАТа квартире деда — Николая Бенуа. Ее дочь начала посещать балетные занятия — так закулисная жизнь Мариинского театра проникла и в живопись Серебряковой.
В 1924 году 14 работ Серебряковой были выставлены на благотворительной выставке для русских художников в США. При содействии дяди, Александра Бенуа, она получила заказ на большое декоративное панно в Париже.
Свою поездку за границу она рассматривала как возможность заработать и планировала вернуться домой, однако на родину уже не вернулась. В СССР у нее осталась пожилая мать и четверо детей. Двоих из них удалось переправить в Париж при содействии Красного Креста в 1925 и 1928 годах.
Несмотря на свою вопиюще «некоммунистическую» биографию, Серебрякова и в 1930-х годах пыталась вернуться к родным, однако с началом Второй мировой войны прекратила все попытки повторно пересечь границу.
Все это время она сохраняла за собой советский паспорт, однако в годы оккупации за связь с СССР ей грозил концентрационный лагерь, поэтому художнице пришлось отказаться от гражданства ради международного паспорта, удостоверяющего личность беженца. С этого момента она лишилась даже права переписки с семьей.
Ситуация начала меняться только после смерти Сталина, с наступлением «оттепели». В 1957 году художнице передал предложение властей СССР официально вернуться домой представитель страны при ЮНЕСКО и советский посол во Франции. Однако из-за состояния здоровья Серебрякова, которой уже было за 70 лет, вынуждена была отказаться.
В мае 1960-го ей было разрешено встретиться с дочерью Татьяной после 36 лет вынужденной разлуки. После встречи с матерью, Татьяна Серебрякова, которая к тому моменту стала заметным театральным художником во МХАТе, попросила правление Союза художников СССР разрешить выставку ее матери на родине.
Эта просьба пришлась кстати и партийным функционерам — новое правительство стремилось создать себе позитивный облик, возвращая из эмиграции видных деятелей культуры. Серебрякова, не позволявшая себе резких замечаний в адрес советского руководства и придерживавшаяся патриотической позиции, оказалась подходящей кандидатурой для «реабилитации».
Для самой художницы, которой не удалось сделать себе большого имени в эмиграции несмотря на усердную работу и не прекращавшееся художественное развитие, проведение большой выставки в СССР было почти невероятным событием — до последнего она боялась не оправдать ожиданий соотечественников.
Массовое признание настигло Серебрякову, когда ей было уже за 80 — в 1965 году тысячи людей толпились на ее выставках в Москве, Ленинграде и Киеве. Ее картины скупали все музеи СССР, а альбомы с репликами ее работ расходились миллионными тиражами.
Творчество художницы не просто вернулось на родину — ей удалось пронести через годы революции, гражданской войны, эмиграции, войны и забвения те наивные и теплые чувства, которые были выброшены из жизни россиян на целых полвека. Картины Сербряковой стали символом возвращения искренней и понятной красоты, не задавленной официозом и идеологией.
