Цивилизация
Оставленный украинской армией блокпост перед поворотом на поселок Чернухино. Укрепления из мешков с песком и блоков, кострища от взрывов, превратившаяся в угольки печеная картошка, одежда бойцов и брошенные консервы с рисовой кашей. Уже начинают хозяйничать местные: подъезжают на побитых «Жигулях» собирать металлолом. Признаются, что пока его некуда сдавать, запасают на будущее. Сгоревшие танки (один с отброшенной метров на тридцать башней) и покореженные орудия с помощью подъемника вывозят организованно.
— Ты в поля не ходи, там мины, — предупреждает рабочий Сергей, в обнимку выносящий снаряд. Бросает его на обочину. — Не бойся, он стреляный. Когда целые находим, саперов зовем.
Вместе с напарником цепляет ствол артиллерийского орудия, чтобы поднять в грузовик. Первая попытка не удалась: один из тросов под тяжестью ствола развязывается.
В самом Чернухино, кажется, разбит каждый второй дом. Вокруг осколки кирпича и шифера, черные ребра сгоревших крыш. У нескольких построек разрушен только фасад: говорят, танки для маскировки загоняли внутрь. На заборах белые ленты. Зачем, жители и сами толком объяснить не могут. Кто-то считает их символами поддержки самопровозглашенной республики (у ополченцев белые ленты повязаны на рукавах, а у украинских военных — желтые) кто-то — обозначением домов, в которых остались люди.
Перед распахнутыми воротами колонии строгого режима дежурят представители комендатуры ЛНР, к ним с вопросами подходят местные.
— Поясните, есть я в списках или нет? — добивается немолодой мужчина, которому знакомые сказали, что он угодил в некий список предателей. — Всю жизнь прожил здесь, меня все люди знают с нормальной точки зрения. Канал «1+1» (украинское ТВ. — «Газета.Ru») показывает, как возле моего дома стоят БТР, «укропы» фотографируются. Но во дворе техники не было, никого я не привечал…
— Успокойтесь, информации по вам нет. Сейчас время такое, интриг много будет, соседи начнут счеты друг с другом сводить, — успокаивает врио коменданта Сергей Парфенюк.
До войны в Чернухино жило около 3 тыс. человек. Кормились в основном сельским хозяйством, птицефабрикой и мужской колонией строгого режима. Молодежь перебиралась в соседние города — Антрацит, Красный Луч, областной Луганск. С 14 августа прошлого года в поселке стояла украинская бригада, в конце февраля вернулась ЛНР.
Во время боев — а чернухинцев поливали огнем две недели подряд — осталось около 300 жителей.
Сейчас те, кому некуда надолго уехать, возвращаются: за несколько дней население выросло в три раза.
— Начали восстанавливать газопровод, обходим дома, — рассказывает Парфенюк. — Очень много неразорвавшихся снарядов осталось, больше сотни, растяжки обезвредили — и по полям, и в жилых дворах. На зоне работает пекарня, есть полевая кухня, 800 комплектов «гуманитарки» раздали.
Помощь (набор с рисом, спагетти, чаем, сгущенкой, рыбными консервами и тушенкой) получила и подошедшая активистка Зинаида Лебедева. В самые жаркие февральские бои она выехала в соседние Ровеньки, вернулась 1 марта.
— Всю хату обчистили, — дотошно перечисляет пенсионерка. — Вынесли еду, масло подсолнечное, гитару немецкую, дамский велосипед, бидон, которым я воду вожу, алюминиевую кастрюлю и даже парик. Думаю на «нациков» и на соседей.
Украинских солдат вспоминает недобрым словом: осенью целый день стреляли из автоматов, поминая погибших в Никишино. Уточняю: кто именно — армия, добровольцы, нацгвардия стояли в поселке? Отвечает: для нее все они «укры».
В разговор включается другая старушка, сидящая в десятке метров от нас на бетонном блоке. Говорит по-украински.
— Мне даже дико слышать украинскую речь здесь, — шепчет Лебедева, тут же с чувством продекламировав вычитанный в газете патриотический стих.
— Куды ж я поеду? Корова у меня, из-за нее не поехала. Люди выпускали коров, а я свою дочу не пустила. После войны она доиться перестала, — объясняет баба Аня, вытирая глаза кончиком платка. — Испугалась сильно. Что было при украинцах? Было все. Рынок был, и пенсии платили. Когда бои были, две недели в подвале сидели, в баночку в туалет ходили. Продуктов никто не возил. На что мне продукты во время войны? Мы не ели, водичку пили — и все.
— Это «нацики» стреляли, — резко перебивает старушку активистка. — Ополченцы, когда стреляли, ни один дом не разрушили.
Женщины говорят, что при украинцах были и предатели, сотрудничавшие с армией. Некоторые мародерствовали. Помимо гуманитарной помощи новые власти выплатили и пенсию по 1800 гривен (около 4 тыс. руб.).
Из ворот колонии выглядывает Сергей, худощавый мужчина с колючим взглядом. Говорит, что уже «вольный», 5 марта должен выйти по УДО. Сел на три года за кражу.
— Было около 500 осужденных и 25 на поселении. В начале августа пришли украинские войска, нас за пять минут с поселения в колонию пригнали, ни вещей, ни продуктов не дали забрать, — делится новый собеседник. — Из сотрудников остались только младший инспектор Елена, она на КПП работала, и доктор. Начальник уехал в отпуск, его заместитель сбежал.
Военные попытались зайти в колонию, но их не пустили дальше ворот. Больше попыток не было. Во время боев осужденные кормили весь поселок: пекарня каждый день давала по 200 буханок хлеба, делились и другими продуктами. Большинство зэков разбежались, некоторые, помыкавшись под обстрелами, вернулись. Сейчас почти весь оставшийся контингент, человек пятьдесят, перевели в Перевальск, в Чернухино дежурят только занятые на пекарне.
— Говорят, что и по домам наши лазали, еду воровали. Было и такое, некоторые лазали. Но они и делились: доставали из оставленных домов закрутки, в бомбоубежище носили, — защищает товарищей «вольный» осужденный.
Водит по ставшим пустыми баракам: выбиты стекла, перевернуты тумбочки, по полу разбросана одежда, диски с фильмами и карты.
Снаряд попал в камеру блатных, где остались резная мебель и расписной камин. Говорит, что в мирное время блатные разъезжали по колонии на иномарках.
Показывает снаряд «Града», застрявший в блочной кладке над полуподвальной пекарней. Угодил бы чуть ниже, живущим там же оставшимся зэкам пришел бы конец.
— У меня во дворе вот такая дура торчит, — уже на улице рассказывает местный житель Николай, широко разводя ладони. — В начале января отключили свет, газ несколько раз перебивало, местные пытались восстановить, украинцы не давали: команды из Киева нет. Нас, правда, не трогали.
— Жалко западнян, которых сюда кидают. Молодые, перепуганные ребята. Поначалу они кучеряво жили, нас сигаретами и хлебом угощали, — добавляет другой пенсионер. Селяне и так не любят представляться по фамилии, а сейчас еще и осторожничают, чтобы в «предатели» не записали. — Потом, последние недели три, солдаты ходили по хатам сами, еду искали. Бросили их, как котят.
Добавляет, что в Чернухино остались одни бабушки. На целой улице Энгельса живет один, на соседней — шесть старушек. Кто мог, перебрался на Украину или в Ростовскую область.
Навстречу идут несколько пенсионерок. Увидев журналиста, наперебой рассказывают о потерянном имуществе и пережитом.
— Выезжали кто куда — в Перевальск, Снежное, Торез, — говорит одна из них. — В конце января украинцы выгнали нас из дома, сказали: идите туда, где солдат нет. В подвале они матрасы постелили и спали.
На домах и воротах, где квартировали солдаты, размашистые надписи из баллончика: «Украiна». На них, правда, внимания не обращают: подобранным на улицах материалом вернувшиеся мужчины пытаются залатать крыши и окна.
