Цивилизация
«Cubism – Кубизм – Kubismus» уже показывался этим летом в Ганновере. Тамошний Шпренгель-музей стал главным партнером Третьяковки в этом проекте. Идея была рождена на Крымском валу и первоначально предполагала сопоставление французского и русского кубизма на примере шедевров, которые должны были приехать из крупнейших музеев мира. Реальность, как водится, подкорректировала планы. Пришлось отказаться от утопической идеи привезти работы из Филадельфии, например, и снять со стен европейских музеев лучшие кубистические полотна. Кое-что общими усилиями все-таки удалось собрать, и список все равно получился внушительным: Пабло Пикассо, Жорж Брак, Хуан Грис, Фернан Леже, Робер Делоне, Жан Метценже и другие хрестоматийные имена представлены были не менее хрестоматийными работами.
Планы Третьяковки претерпели изменения еще и по другой причине.
Внезапно, в ходе обсуждения выставки с германскими коллегами, выяснилось, что существовал немецкий кубизм. Для некоторых российских искусствоведов такая новость была почти откровением.
«Шпренгель Музеум» доходчиво разъяснил, что Франц Марк и Август Макке, например, которых привычно записывали в немецкий экспрессионизм, близко общались с французами и в частности – с Соней и Робером Делоне. Отсюда – кубистические формы в немецком искусстве. Третьяковцы согласились и добавили в название немецкое «Kubismus», а в экспозицию – немецких полотен. Был издан приличный каталог, в котором тексты продублированы: по-русски и по-немецки. Каталог продавался в Германии, а теперь – и здесь.
В Москву приехала, однако, немного другая выставка: недостает нескольких иностранных картин – музеи-хозяева не отпустили в далекую Россию. Сколько точно работ растерялось на пути из Ганновера, в Третьяковке не сказали, известно, что меньше десяти. Висит все тоже совсем по-другому: третьяковцы выстраивают свои концепции, предлагают другие параллели и сопоставления.
Поводов для размышлений оказывается предостаточно, поскольку правоверного кубизма-то на выставке не так уж и много, остальное – то, что, по мнению искусствоведов, выросло из кубизма или явилось «выходом» из него. Потому не удивляйтесь «Черному квадрату» Малевича, «проунам» Лисицкого, «Венчанию» Шагала…
Предыдущие выставки подобного типа, вроде «Сезанна и русского авангарда», отводили российским художникам роль эпигонов, последователей. В Третьяковке вроде как патриотически воскликнули: «Хватит! У нас тоже есть звезды мировой величины». Самое время, решили искусствоведы, напомнить о Великом Русском Авангарде: «Забыли про беспредметное искусство, про геометрическую абстракцию в частности? А она, между прочим, имеет общие гены с кубизмом». Никто не спорит, просто все это очень похоже на последствия провинциального комплекса, когда разговор срывается на «зато в области балета мы…».
Пафос третьяковцев основывается на том, что кубизм – возможно, единственное западное художественное течение, нашедшее в России своих адептов без большой задержки. Импрессионизм после своего возникновения добирался до необъятных широт нашей родины лет пятнадцать, фовизм мы тоже получили с запозданием, Сезанна узнали, когда тот стал уже почти классиком. Эта давняя традиция догонять Запад прочно вросла во все аспекты российской жизни, и в области искусства она трепетно поддерживается до сих пор.
Кубизм же преодолел временной сдвиг между Европой и Россией с небывалой скоростью. Как будто пространственные искажения, свойственные изобразительной форме кубизма, помогли ему преодолеть черную дыру, вечно закрывающую русских от всего остального мира.
С. И. Щукин уже в 1908 году привез в Москву одну из новых работ Пикассо, затем еще целую серию кубистических произведений. Будущие мастера русского авангарда имели возможность лицезреть их в щукинском особняке (он был открыт для публичных посещений с 1909 года). Французский кубизм был представлен на выставке «Бубнового валета» в 1912 и в экспозиции «Современное французское искусство» – в начале 1913. Новое течение распространялось как эпидемия.
Кубизмом «переболели» многие: Ларионов, Гончарова, Малевич, Клюн, Татлин, Экстер, Попова и т. д. Для некоторых диагноз оказался хроническим, другие отделались легкой формой, у многих замечались «осложнения», определившие их дальнейшую жизнь в искусстве. Рецидивы возникали регулярно, и еще долго появлялись всяческие симулянты, чья имитация кубистических форм называлась в художественном народе «подкубливанием».
Как бы то ни было, смотреть в Третьяковке есть на что. И подумать есть над чем. А это очень даже неплохо. Одно из высказываний Дмитрия Александровича Пригова, которое можно прочесть на проходящем в эти дни фестивале «Арт-Клязьма», так и просится эпиграфом к «Кубизму». Звучит оно так: «Граждане! А вот и призадумайтесь».
«Cubism – Кубизм – Kubismus», Третьяковка на Крымском валу.
