Цивилизация
У искусствоведов при упоминании фамилии Аргунов начинается вполне обоснованный легкий тик. Аргуновых – крепостных художников графов Шереметевых – было трое, не считая дальних родственников: отец Иван и два сына, Яков и Николай. И все они писали портреты, которые, собственно, представлены сейчас в Третьяковке.
Искусствоведческий же тик проистекает оттого, что отец – Иван – всю свою жизнь копировал западных художников, сыновья копировали отца, а всех троих, в свою очередь, копировала целая плеяда художников-последователей, также облюбовавших жанр портрета. В результате все настолько запуталось, что в скрещенных ладонях на «Портрете неизвестного художника» искусствоведы усматривают литеры «И» и «А», что означает Иван Аргунов. А целый зал Третьяковки отдан картинам, где вместо подписи, даты и названия стоят вопросительные знаки.
Интрига, однако, не в этом.
Копируя, Аргунов-отец неожиданно для самого себя изобрел новый в русской живописи тип изображения – интимный портрет.
То есть, живописуя, скажем, крепостную девочку, калмычку Аннушку – любимицу Шереметевых, обученную танцам и французскому – обращал внимание не на ее раскосые глаза, нерусский цвет кожи и общий странноватый вид, как это наверняка сделал бы иностранный художник, а на улыбку и выражение лица. Получался нежный и полный симпатии художника к модели портрет.
Кстати, за то же самое упрекали потом другого крепостного мастера, Тропинина – якобы его портреты всегда улыбаются. «Кто же любит в жизни смотреть на сердитые, пасмурные лица?» — парировал художник.
Сердитых лиц у Ивана Аргунова также не наблюдается. Зато много румяных, белокожих и счастливых, как того и требует стилистика рококо. У императрицы Екатерины II, которую он скопировал с П. Ротари, к примеру, на висках проглядываются жилки, а на парчовой юбке – блики от позолоты стула, на который государыня изволит опираться. На самом известном аргуновском «Портрете неизвестной в русском костюме» — у неизвестной, как отмечают, что-то не слишком подобающее костюму, то есть не крестьянское, выражение лица.
Усилиями работников Эрмитажа выяснено, что неизвестная – это певица и актриса театра Шереметевых – Анна Изумрудова-Баянова и оттого имеет право на высокомерный вид.
Помимо симпатии, которую Иван Аргунов испытывал к портретируемым, художником двигало простительное для любого крепостного желание – угодить доброму барину. Шереметевы, в свою очередь, были горды тем, что у них в холопах значатся небесталанные мастера. А потому обращались с ними ласково. Ивана Аргунова, к примеру, назначили управителем огромного шереметевского дворца в Петербурге на Миллионной улице. А сыновьям за художества презентовали вольную.
Вообще, сыновья хоть и подражали отцу, тоже смогли немного наследить в русском искусстве. Сын Николай, начавший писать восемнадцатилетним юношей, с ходу запечатлел «Смеющегося старика». Даже невооруженным глазом видно, что старик – вздорен и не дурак выпить. Так и есть. В приведенном ниже комментарии читаем: «Предположительно, на портрете изображен крепостной крестьянин Н.А. Сеземов, разбогатевший на питейном деле». То есть имеет место уже попытка психологического портрета.
Молодых графов Николай, к примеру, изображал тоскующими юнцами с нелепой растительностью на щеках, купцов – расчетливыми хитрецами в черных сюртуках. Особенно не стеснялся.
А Яков, видимо из чувства противоречия к отцу, стал графиком.
Помимо названных были и другие Аргуновы, родственники: Алексей – «урных дел мастер» (каменщик и лепщик), Федор – архитектор (построил Фонтанный дом), Петр – тоже архитектор, возвел дворец в Останкине. Понятно, что, если делать экспозицию по всему семейству, ни Третьяковки, ни даже Русского музея, Кускова и Останкина – откуда привезены полотна – не хватит. Но в любом случае, на сегодня это самая полная версия того, что натворили Аргуновы за свою беспокойную холопью жизнь.
«Семья крепостных художников Аргуновых», Третьяковская галерея, Инженерный корпус (Лаврушинский, 12), 22 сентября – 6 ноября.
