Размер шрифта
А
А
А
Новости
Размер шрифта
А
А
А
Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

«Латвия потеряла шесть-семь лет. В сравнении с другими это очень хороший показатель»

Глава латвийского Центробанка Илмар Римшевич рассказал «Газете.Ru» о последствиях сокращения государственных расходов

Кризис в Европе завершится в 2014 году, а на периферии — на год позже, уверен глава латвийского Центробанка Илмар Римшевич. В интервью «Газете.Ru» он рассказал о моделях противостояния кризису, неизбежности сокращения государственных расходов и о том, как дешевые деньги заводят финансовые власти в тупик.

— Как вы оцениваете экономическую ситуацию в еврозоне?

— Думаю, европейская экономика осознала все ошибки, которые были допущены в период 2006–2008 годов. Из-за ослабления надзорных фискальных органов были увеличены фискальные дефициты, а вслед за ними и внешний долг. Тем самым Европа вошла в кризис более уязвимой, чем она была пять или десять лет назад.

И Латвия воспроизвела внутри себя кризисные явления, но в уменьшенной модели. В 2005–2007 годах Латвия развивалась быстро и интенсивно, но не делалось никаких накоплений. Все распределялось на будущие расходы.

Поэтому, когда рост экономики стал затормаживаться, казна уже не могла покрывать появившиеся расходы. Ничего другого, как урезать их, не оставалось.

Некоторые страны посчитали, что кризис пройдет быстро, и этот кризисный промежуток можно заполнить внешними займами. Или, что еще хуже, — напечатать денег.

— Это было ошибкой?

— Сейчас, по прошествии пяти лет, страны, которые решили урезать расходы, видят, что их экономика развивается быстрее, нежели у тех стран, которые продолжают печатать деньги и занимать их на внешнем рынке. Этот подход (урезание расходов) не был таким популярным, потому что все думали, что печатание денег создаст внутренний спрос. Он (спрос) создаст новые рабочие места и дополнительные налоги в бюджет. Но так не получилось. Напечатанные деньги осели на счетах коммерческих банков, которые боялись дальше одалживать деньги. Проблема не решалась, а бюджетный дефицит увеличивался.

— Но сегодня кризис спадает?

— Проблема будет еще нависать над Европой следующие пять-шесть лет.

Но, думаю, худшее уже позади. Сегодня много говорят о том, сколько времени потребуется стране, чтобы выйти на докризисный уровень ВВП. Для Латвии это будет шесть-семь лет.

— Еще шесть-семь лет?

— Нет, начиная с 2008 года. Думаю, предкризисный уровень будет достигнут в течение или к концу следующего года. То есть Латвия потеряла шесть-семь лет. В сравнении с другими странами это очень хороший показатель.

— Чем хороша модель восстановления Латвии? Стране помогли вливания и рекомендации МВФ

— Ситуация была несколько иная. Деньги, поступившие от МВФ, в пропорции к деньгам от ЕС составляли 20 к 80. Но ни МВФ, ни европейские коллеги не диктовали своих условий, а подсказывали нам действия на идейном уровне.

Латвия пошла по программному пути в отличие от Литвы, которая занимала деньги на внешнем рынке.

Но делала это в 2,5-3 раза дороже, чем Латвия. Латвийские политики были единодушны в том, что тратить деньги сверх заработанного бессмысленно. Мы пошли по пути снижения бюджетных расходов.

— Какие расходные статьи бюджета были больше всего сокращены?

— Расходы снижались абсолютно пропорционально по всему государственному сектору. Многие думали, что урезание бюджетных средств может быть чревато последствиями. Говорили, что в будущем прирост экономики может сократиться еще больше, поскольку уменьшаются и внешний спрос, и госзатраты. Но оказалось наоборот. Как только рынок увидел, что страна начинает жить по средствам, то стал готов вкладывать деньги в Латвию. И как раз частные деньги влились в экономику Латвии. Именно частный сектор увеличил экспортный поток и создал тем самым дополнительный внутренний спрос.

— Основа латвийского экспорта – европейские страны. Как кризис в них сказывается на экономике?

— Да, основной торговый партнер для нас – Европа. Но Латвия всегда являлась нишевым игроком. Мы всегда контролировали рынок, и даже во время кризиса Латвия умудрялась увеличить оборот с нашими европейскими партнерами. К тому же латвийские экспортеры находили много рынков в Азии, на Ближнем Востоке и Латинской Америке. Так что наш экспорт очень разветвлен.

— Что касается безработицы, которая вызвала отток рабочей силы за границу. Видите ли обратный процесс?

— Поток только начал приостанавливаться.

Пока еще, к сожалению, людей уезжает больше, чем возвращается.

Мы надеемся, что Латвия, будучи быстрорастущей экономикой на протяжении последних двух-трех лет, сможет вернуть своих граждан с Запада.

— Какое влияние отток людей оказал на экономику, ВВП?

— Знаете, очень трудно подсчитать. Так как эти граждане, которые живут за границей — в Ирландии или Великобритании, сегодня тоже работают как экспортеры. Те средства, которые они зарабатывают там, они направляют назад своим семьям, живущим в Латвии.

— Повлиял ли кризис на вашу решимость стать членами зоны евро?

— Мы видим, что ситуация в еврозоне дала некоторое отражение на настроениях населения. Некоторые латвийцы находятся сейчас в некотором замешательстве и опасаются, как бы Латвия не оказалась в более трудной ситуации. Но наше мнение в Центробанке такое: евро является практически единственным и самым видным, самым серьезным европейским проектом. И он настолько важный, что европейские институты сделали все, чтобы его стабилизировать. Мы не предполагаем, что с евро может что-либо произойти. Евро сегодня самая стабильная и надежная валюта. Это как в школе – есть отличники, хорошисты и двоечники.

— Латвия, видимо, видит себя в отличниках?

— Ну да.

Это не значит, что, если один двоечник, нужно сразу школу закрывать или класс разгонять.

Должна проводиться соответствующая работа с этими странами-учениками, которые находятся в более трудной ситуации. Но Латвия как маленькая открытая экономика получит только большую стабильность, большую предсказуемость, находясь в еврозоне.

— Латвия в значительной степени зависит от импорта энергоресурсов. Ожидаете ли вы рост цен на этом рынке?

— Наши прогнозы по цене на нефть на год составляют $105–110 за баррель. Мы не предусматриваем большого роста цен. Так как экономики многих стран будут сокращаться, и тем самым дополнительного спроса не будет создаваться.

— А позитивные сообщения о росте спроса в развивающихся странах, например, на автомобили в Китае, относительно прогнозов не станут драйвером спроса?

— Не думаю, по сравнению с теми объемами, на которые спрос уменьшался в предыдущие годы, спад не будет компенсирован. На мировую цену это не повлияет.

— Как оцениваете ситуацию в банковском секторе Латвии? Был национализирован Krajbanka? Существуют ли еще риски дефолтов?

— Я думаю, ваш вопрос можно поднять на другой уровень. Если посмотреть шире, то одна из причин, по которой Латвия попала в этот кризис, это то, что наши банки не имели возможности в 2008 году пользоваться окном рефинансирования Европейского центрального банка. Мы видим, что сегодня европейским банкам такую возможность ЕЦБ предоставляет. Я думаю, это будет служить дополнительной гарантией стабильности, потому что банки еврозоны не будут страдать от нехватки ликвидности, что мы наблюдали после краха Lehman. Тогда все закрылись, держали деньги у себя и никому не верили. И латвийская финансовая система от этого тоже пострадала.

— Но крах Krajbank произошел тогда, когда рынки открылись…

— Там были другие факторы, и расследование еще продолжается. Не хотел бы пока комментировать.

— С регулятивной точки зрения вы ужесточаете требования к своим банкам?

— Они уже были ужесточены. Банковская ликвидность сейчас превышает 50%, достаточность капитала вместо 8–9% у нас 15–16%. Так что эти показатели были ужесточены. Но серьезные экономические проблемы могут выбить вас из колеи вне зависимости от ваших показателей.

— В банковский союз вступать будете? Готовы ли латвийские банки?

— Если Латвия будет в еврозоне, то для нас это будет обязательным. В то же время, если банки будут поднадзорны европейским институтам, они будут пользоваться большим доверием.