Цивилизация
— С этого года в Лесной кодекс вводится много новых поправок, направленных на декриминализацию оборота древесины. Но по большому счету в лесной отрасли ничего не меняется. Лес гонят на экспорт в Китай десятками миллионов кубометров. А в январе под контроль японской домостроительной компании Iida Group Holdings перейдет отечественная компания Russia Forest Products (RFP) — крупнейшая по экспорту леса на Дальнем Востоке. Что происходит в отрасли? Снова идем по кругу?
— Я бы не стал вообще косо смотреть на иностранных инвесторов, из Китая или из Японии. Вопрос не в том, что кто-то из иностранцев скупает древесину из наших лесов, а в том, как в принципе осуществляется лесопользование, какие у нас действуют законы. И в рамках действующих российских законов работает и российский бизнес, и иностранный, и совместный. И эти законы позволяют вырубать дикие леса. Так что, не снимая ответственности с лесопользователей, можно сказать, что прежде всего вопрос не к тем, кто рубит и пилит, не к тем, кто какую компанию в лесном бизнесе купил, а к самим законам.
— Что не так с законами?
— Государство осталось в России собственником леса, а вся лесная промышленность — частная.
«Черных леорубов» потеснили
— Кто дисциплинированнее, кто лучше соблюдает законы — иностранный бизнес или российский?
— Правильный вопрос. Западные частные компании привнесли в Россию культуру управления бизнесом. В западных компаниях культура формировалась много лет и вышла на определенный уровень принятия решений. Это коллегиальность, прозрачность, следование ценностям социальным, экологическим нормам. Западным компаниям, как правило, не надо долго объяснять, почему нельзя вырубать экологически ценные леса. Они эти проблемы уже проходили.
А российские компании пока в этом смысле отстают. Но уже подтянулись и они. Желание сохранить рынки, получать кредиты в международных финансовых структурах заставляет российский бизнес следовать сложившимся международным требованиям экологической и социальной ответственности, в том числе сертифицироваться по стандартам добровольной лесной сертификации.
— Хорошо, конечно, что отечественный бизнес тянется к честным управленческим практикам. Но разве не существует уже проблемы «черных лесорубов»?
— Это термин из 90-х годов прошлого века.
— Ну как из прошлого века, если спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко не так давно, и не впервые уже, говорила о проблеме незаконных вырубок… Поэтому сейчас и вводят лесную ЕГАИС, фиксацию вырубок чуть ли не из космоса, возвращают лесных инспекторов.
— Объем рубок, приходящийся на классических «черных лесорубов» составляет не более 5% от общего объема нелегальных рубок.
Основной объем дают лесонарушения, которые допускают вполне легальные компании.
Нарушают законодательство в основном они — осознанно или по независящим от них причинам.
— Нарушают неосознанно тоже?
— Да. Например, из-за ошибок в материалах лесоустройства, когда запасы по документам ниже, в реальности. Другой пример – это псевдосанитарные рубки. Когда под видом борьбы с вредителями и болезнями леса под рубку попадают здоровые деревья. Поэтому я бы не стал говорить, что в российском лесу до сих пор хозяйничают бандитские или полубандитские компании, действующие полностью нелегально.
— Это, наверное, относится к лесам в европейской части России. А в Сибири и на Дальнем Востоке неужели все так прозрачно, без криминала?
— Есть мелкие компании, которые получили за взятку гектары леса. Есть те, кто ориентирован на то, чтобы вырубить свои делянки, прихватить еще и соседние, все продать и уйти. Но о крупных компаниях, тех, которые продают на экспорт, этого уже не скажешь. Если деятельность компании связана с экспортом лесоматериалов и она планирует работать долго, то руководство такой компании, как правило, принимает правила игры глобальных рынков, Она знает, что ждут от экспортеров, и понимает, что у них не будут покупать лес, если продукция не соответствует сформировавшимся на рынках нормам.
Китайцам не нравятся российские законы
— Японцы именно так и требуют?
— У них общественность очень внимательно следит за своим бизнесом, контролирует тщательно сохранение лесов, любого народного достояния. У нас леса пока еще есть, а японские бизнесмены смотрят в будущее и находят территории, где еще можно получить большие сравнительно объемы. Поэтому японцы идут в Россию.
— И находят гектары леса, где рубка запрещена, где растут ценные породы деревьев, хвойники, ясень.
— Вряд ли. Ввезти в страну нелегально такой товар сложно. Та же общественность в силу открытости японского бизнеса при малейшем подозрении в нарушении закона потребует от компании и от властей провести расследование, откуда взяли эти бревна, была ли законной вырубка.
Сейчас правительство и общественные организации Японии как раз в очередной раз детализируют закон о том, что считать легальной, а что нелегальной продукцией.
— Бумажки для таможни разве проблема нарисовать, если у бизнеса в регионе все схвачено?
— Конечно, не проблема, на таможне все документы на ввоз древесины будут в порядке, а вот если потянуть за веревочку и дотянуться до делянки в лесу, то тут могут быть нарушения закона и ответственность ляжет на импортера российской древесины.
Так, по крайней мере, хотят сделать японцы. Их реально заботит легальность приобретения древесины.
- А бизнес из КНР это заботит?
— Китай стал в последнее время больше инвестировать не в закупку российского леса, а в его переработку, по крайней мере, в первичную обработку древесины. В Сибири и на Дальнем Востоке много предприятий малого и среднего бизнеса имеют китайский капитал.
— На территории России?
— Да. Но вообще я вам скажу то, что еще не заметно. Но наметился такой тренд: Китай в принципе сокращает закупки древесины в России.
— Причина?
— Им непонятны бесконечные изменения российского законодательства в лесной сфере. Новые и новые запреты. Растущие экспортные пошлины. Растущие из года в год. Теперь Китай понемногу переориентируется на другие рынки.
— А разве есть еще куда, кроме России?
— Да. Не поверите, но, например, экспорт древесины растет у Австралии, Новой Зеландии.
— Действительно, сложно поверить.
— А все просто. Новая Зеландия не дает вырубать дикий лес, тем более с охраняемых территорий, зато выращивает и продает кругляк, выращенный на своих плантациях. И им это выгодно. Новая Зеландия — не какая-нибудь отсталая страна, которая вынуждена продавать лесные богатства, доставшиеся даром. Нет. Они продают культивируемый лес. Этим же занимаются США и Канада, Австралия.
Качественная древесина заканчивается
— Вы сказали «у нас пока еще есть леса». Пока еще? Заканчиваются?
— Да. Еще лет двадцать и вырубят все, до чего можно будет добраться.
— Вы пессимист?
— Я оптимист. Лес — это все же возобновляемый ресурс. Но я уточню.
На тридцать лет максимум хватит леса для коммерческих целей. Это в Сибири. На Дальнем Востоке и в Европейской части — на двадцать лет примерно.
Лес, доступный для вырубки и продажи, у нас катастрофически сокращается. А на месте вырубок вырастает лес, не представляющий коммерческого интереса.
— Как правильно его восстановить?
— Если компания только и сделала, что высадила молодые деревца на вырубленной делянке, и ушла, то это зря потраченные деньги. Такие делянки зарастают березами и осинами, а вот хвойные ценные породы деревьев, имеющие большую коммерческую ценность, просто погибают.
Надо выращивать леса рядом с мощностями по их переработке. Не прорубать дороги к новым делянкам в первозданном лесу за 300 км от ЦБК или лесозавода, а выращивать поблизости новый лес, те породы, которые востребованы рынком.
Считаю, сейчас можно уже ставить проблему о дефиците древесины на российском рынке.
— О грядущем дефиците?
— Нет, о растущем дефиците. Дикий лес растет до нужной коммерчески выгодной кондиции 80-100 лет, а на севере, там лес растет еще медленнее, все 120 лет. Вот и считайте.
Уже сейчас предприятия лесоперерабатывающей отрасли сталкиваются с острым дефицитом доступных ресурсов. Лесов в России много, если посмотреть на карту. Но доступность этого сырья — уже проблема.
Запас коммерчески ценной древесины в южных районах Сибири и Дальнего Востока заканчивается. Лесозаготовители идут на север, но это затратно. И чем севернее, тем хуже качество леса: меньше доля деловой древесины, а больше доля дровяной, там ниже плотность леса.
И там нет дорог, но есть болота. Прокладывать туда дороги для вывоза срубленного леса — очень и очень дорого. Логистическое плечо увеличивается с каждым годом. Мы идем в тупик.
— Но и выращивать тоже невыгодно же, какой бизнес в наше бурное время будет ждать отдачи от инвестиций 80 лет?
— Если грамотно выращивать лес, то он достигнет момента финальной рубки не через 80-100 лет, а через 60 лет. Но при этом можно получить дополнительный объем от проведения промежуточных рубок и по уходу за лесом в 30-40 лет. Для производства бумаги, картона, такая древесина уже годится. Оставшиеся после прореживания деревья будут набирать объем, и в итоге общий объем древесины, полученной с одного гектара, вырастет в 2,5-3 раза.
— Сорок лет — это же нереальный горизонт планирования инвестиций для бизнеса в России. Но что в таком случае могли бы делать власти, правительство, чтобы стимулировать компании к долгосрочному планированию, к выращиванию лесов взамен вырубленных?
— Государство сегодня объявило лесовосстановление приоритетом и реализует подход, когда площадь ежегодного лесовосстановления должна соответствовать площади ежегодно вырубаемых лесов. Но на деле 80-90% площадей лесовосстановления приходится на так называемое содействие естественному восстановлению. Когда лесопользователь, по сути, не предпринимает никаких специальных действий, способствующих скорейшему росту деревьев.
Но и там, где проводится искусственное восстановление, даже с использованием дорогого посадочного материала, это не приводит в желаемому результату.
Лесные огороды в тайге
К счастью, есть шанс изменить эту ситуацию. В России создана нормативная основа для внедрения интенсивного лесного хозяйства, когда хозяйство в лесу ведется по принципу лесного огорода.
— Подробнее, пожалуйста…
— Нужно восстанавливать леса по типу лесного огорода.
Лес надо выращивать, как петрушку в огороде — или огурцы. И выращивать то, что нужно.
И такой подход в итоге выгоден бизнесу. Целью такой модели является увеличение объема выхода деловой древесины с нужными характеристиками через проведение серии лесохозяйственных мероприятий, основой которых являются рубки ухода. Пока такая нормативная база создана для шести лесных районов на площади 100 млн га, включая всю Карелию, юг Архангельской области и Республики Коми, часть Ленинградской области, Иркутской области и Республики Бурятия. На Дальнем Востоке пока нет нормативов интенсивной модели.
— А бизнес откликнулся на эти инициативы государства по переходу к интенсивному лесному хозяйству?
— Буквально единичные компании. Три всего. И все с иностранным участием.
Остальные компании продолжают работать в лесу не по принципу лесного огорода, а как будто они осваивают месторождения древесины. Добыл и забыл. Требования по лесовосстановлению выполняются формально, без последующего ухода за молодняком.
Если коренным образом не изменить подход к восстановлению лесов, то дефицит экономически ценной древесины будет только усиливаться. Это означает, что будет усиливаться нагрузка на экологически ценные леса. И наоборот, нормальное лесное хозяйство с правильным лесовосстановлением обеспечит необходимый рынку объем древесины. И неважно, кто придет его покупать: японцы, китайцы, немцы. Это не будет нагрузкой на ценные породы леса.
Дорогая избушка на курьих ножках
— У меня уже нет вопроса, почему при наличии таких гигантских лесных территорий в России резко подорожало деревянное строительство, почему лесоматериалы подскочили в цене…
— Добавлю про внешний фактор, толкающий цены вверх. Это рост спроса на древесину на внешних рынках. Растет спрос на пиломатериалы (брус, доски), на целлюлозу, из которой в том числе делают гигиеническую продукцию. Балом в лесу правит крупный бизнес, а это все экспортеры, им выгоднее поставлять продукцию на экспорт, а не на внутренний рынок. С крупным бизнесом и властям выгоднее работать. Вот так и складывается дефицит и рост цен в России.
— Внешние факторы понятны, но почему все-таки производители стройматериалов так задирают цены? Разве их бизнес на внутреннем рынке перестал быть высокомаржинальным?
— Он остается высокомаржинальным. Проблема именно в дефиците, который давит на цены. Доска, брус – этого не хватает в качественном варианте. Цены в итоге растут. Дефицит качественной строительной древесины в России точно есть.
— Если уж мы заговорили о качестве. Президент Владимир Путин запретил экспорт ценных пород леса с 1 января 2022 года. Поможет это сбить цены?
— Мера правильная, конечно. Но недостаточная. Да, это, возможно, будет наконец-то стимулировать более глубокую переработку древесины на территории России. При помощи тех же японских или китайских компаний с их продвинутыми технологиями. Но необходимо параллельно с таким запретом развивать, всячески стимулировать восстановление лесов, включая все этапы лесохозяйственного цикла. Иначе насыщения рынка древесным сырьем не произойдет, лесозаготовки идут все дальше и дальше в лес, сырье становится все менее доступным. Дефицит останется и будет все больше обостряться.
И при этом дорожать древесина будет каждый год?
И тем быстрее, чем дольше мы будем оттягивать переход на интенсивное лесное хозяйство по типу лесного огорода. Для выращивания фруктов климат в России не очень подходит, а для выращивания леса – более чем. Это наше конкурентное преимущество. Ну или могло бы им стать в конце концов.