Цивилизация
Кажется порой, что к плохим людям все стараются относиться как-то чутче. Мол, с ними надо поосторожнее, у них такая тонкая организация нутра, что требует особой деликатности. Мол, иначе можно нарушить вечно хрупкий баланс, являющийся следствием постоянной, непрекращающейся внутренней борьбы между добром и злом, и тем самым обречь данное бесценное человеческое создание на бесповоротное втягивание в бесперспективное состояние исчадия ада.
Другое дело – люди в большей степени нормальные, не отмеченные явными язвами порока и тлетворности, а напротив — служащие образцами и рассадниками добродетели, альтруизма, вообще всяческой доброты во всем многообразии форм ее проявления. С ними, разумеется, носятся куда меньше. Видимо, потому, что доброта и альтруизм вызывают в людях намного меньше внутреннего интереса и влечения в силу самой изначальной порочности людской натуры.
То же самое, очевидно, происходит и с целыми странами. Чем отвратительнее режим – тем больше всеобщего внимания и, главное, трепетности в отношении к нему.
К примеру, Северная Корея скорее всего скучно умирала бы с голоду при полном к себе безразличии как окружающего, так и отстоящего от нее мира, если бы не стала последовательно на путь государства-плохиша. О принятом историческом решении тамошними коммунистическими вождями было объявлено официально и торжественно, а символом сделанного выбора призвана была стать собственная ядерная бомба.
Параноидальный режим в стране, населенной голодными фанатиками, вкушающими регулярно не столько рис, сколько учения чучхе, из последних физических и интеллектуальных сил создающих ядерную бомбу в отместку за то, что Америка отказывается их кормить на халяву, – что может быть лучше и достойнее в качестве повода для мобилизации самых светлых и пытливых дипломатических умов мировой дипломатии? Вопрос, как говорится, риторический.
Особенно, конечно, большое волнение вперемешку с трепетом прошло по рядам дипломатов российских. Все-таки привычка вступаться за униженных, оскорбленных, а также бедных, убогих, то есть нищих как телом, так и духом вечно живет в наших сердцах. Они тотчас стали выражать свою озабоченность и, заботливо-снисходительно поглядывая на «шалуна», стали предлагать свою всяческую помощь в его умасливании. Мол, раз такая приключилась штука (с кем, мол, не бывает), то надо как-то всем приличным людям войти в положение хулигана, понять глубинную причину его обид, не ранить более его хрупкую и в глубине своей, вне всякого сомнения, нежную душу. И уж, конечно, ни в коем случае не бить, не пороть и не наказывать каким-либо еще неприятным образом. Бить и пороть даже самых отпетых негодяев нынче считается неполиткорректным, а вместо того, чтобы сильно навалять объекту всеобщего беспокойства, разбомбив его любимую «песочницу», то бишь ядерный реактор, политкорректным считается обращаться на такие объекты с жалобой в Организацию Объединенных Наций для последующих всяческих вежливых словесных увещеваний.
Применительно к северокорейским товарищам наши дипломаты-макаренки предлагают применить эдакий модифицированный толстовский вариант – с гарантией возобновления халявы в качестве вознаграждения за видимость хорошего поведения. Принцип такой: доброта – наша, с маркой «сделано в России», а халява (то есть топливо, еда, включая рис и пр.) – американская.
Раньше, кстати, было по-своему проще и даже честнее: своих сукиных детей мы все же кормили самостоятельно, а помимо ракет и «калашниковых» также присылали им по линии Красного креста и Полумесяца многочисленные одеяла, чтобы они лучше и крепче спали после трудов своих праведных. Теперь мы одеяла не посылаем, поскольку самим стало нечем укрываться от так и не потеплевшего глобально климата, а просто жалеем и где-то в душе любим безобразников по типу северокорейских, иракских и им подобных.
В этом, согласитесь, все же кроется что-то глубоко подсознательное. Почему-то нас по-прежнему неумолимо так и тянет в сторону изгоев. То ли дает о себе знать глубоко сидящая в нас историческая память о собственном прошлом поведении. То ли говорят комплексы людей, не вполне обученных обхождению в приличном обществе, а потому в душе такое общество тихо ненавидящих и ищущих собственного душевного комфорта на контрасте лишь с совсем откровенными подонками. То ли просто нам постоянно в этой жизни нужен кто-то заведомо хуже нас самих, потому как мы сильно боимся, что если таких enfante terrible изведут всех на фиг, то в своем миссионерстве уж никак не остановятся и непременно возьмутся за нас. И кто нас, спрашивается, тогда пожалеет?
