Оккупационная родина

Один иностранный чудак выступил с неоднозначным и очень провокационным предложением: выдать каждому россиянину по 100 тысяч долларов в зубы с тем, чтобы расселить всех жителей России по всему миру. Однако при условии – чтобы в каждой стране поселилось не более 5 процентов бывших российских граждан. Иначе – и сами жизнь толком не обустроят, и аборигенам испортят. Иностранец мотивирует сей почин цинично просто, без затей: мол, расселившись на огромном пространстве, прозванном Россией, поселенцы никак не могут обустроить собственное бытие на занимаемой жилплощади, все больше запутываясь как в собственных – всякий раз исторических — экспериментах, так и в их цивилизационных отходах и отбросах. Короче – все загадили, а жизни как не было, так и нет.

Возьму на себя смелость утверждать, что достопочтенный иностранный господин сильно припоздал. В том смысле, что большая (ударение поставить по желанию) часть России уже эмигрировала. Причем эти люди не грузились панически на пароходы, словно бегущие от красных врангелевцы, не садились в самолеты и не штурмовали поезда дальнего следования. Они уехали и постоянно, каждодневно продолжают отъезжать, на самом деле оставаясь в обнимку со своим скарбом, не двигаясь с места и не покушаясь на незыблемость якоря этой вечной российской прописки. Они уехали и уезжают во внутреннюю эмиграцию. И потому они как бы все время тут есть, но их как бы все время тут нет.

Миллионы людей живут в России в этой самой внутренней эмиграции, на времянке — находясь как бы во временных гостях у окружающего их пространства как бы родины.

По числу эмигрантов мы вполне можем соперничать с Америкой. Разница лишь в том, что они ПРИЕЗЖАЮТ туда, чтобы поселиться, приняв местный образ жизни, местные обычаи и законы. А мы УЕЗЖАЕМ отсюда каждый миг и каждый момент, чтобы запереться и жить в собственном, индивидуально заведенном порядке, где нас никто не может тронуть, где мы сами — единственный верховный правитель, учредитель законов, законодатель мод, обычаев и образа жизни, каким мы его себе представляем. В этом смысле Россия становится страной бесконечно одиноких людей-эмигрантов. Которым просто в лом пускать корни в этом чужеродном пространстве, не то чтобы его еще и удобрять и облагораживать.

Эмиграция – это процесс, происходящий В НАС ежедневно и ежеминутно. Она незаметна, но всепроникающа. Она – не мучительна, ибо не сопряжена ни с существенными жизненными потерями, ни с лишениями, ни материальными страданиями. Она сочится сквозь прозу будней, словно вода меж пальцев – плавно, медленно, предательски-нежно, почти незаметно, не причиняя ни боли, ни страданий. Тупо. Неуклонно и, кажется, уже необратимо. Нам все равно, что будет вокруг нас, ибо мы – как бы не здесь. Мы тут транзитом.

Купил в киоске глянцевый журнал про сплетни из жизни ихних (да и не ихних – разве есть разница) знаменитостей, листаешь в душном метро – и ты уже уехал, и ты уже не здесь. И пусть физическим своим потным телом ты все еще толкаешь попутчиков, спеша выйти на пересадке, но виртуально – ты не с ними, а на белоснежном песке маврикийско-багамского пляжа, где по жизни шишку набить может разве что падающий прямо с лазурного неба по лбу кокос. Погружаешься в мир «dolby surround» не нашего боевика — и страсти LAPD ( лос-анджелесский департамент полиции, если кто еще не запомнил) становятся ближе и чувствительнее проказ недоумков из собственного грязного, обоссанного подъезда. Можно эмигрировать в страну «CD» – рок, поп, рэп… Можно – в секс. Как рутинный до тошнотворности, так и экстремальный (все равно – как в разные климатические пояса) до СПИДозности. Можно – просто в собственную грязную кухню с тараканами и сезонными консервами. Эмиграционный акт также совершается неосознанно всякий раз, когда в пункте предприятия общественной торговли, обслуживаемого аборигенами - маньками с вальками, но прозванным зачем-то то ли супермаркетом, то ли маркетом, то ли мини-маркетом, мы совершаем акт измены родине в пользу чего-либо иноземного. Сей акт всякий раз сопровождается предательской непатриотической мыслью – ну разве ж наши так могут. В тот момент, когда признаешь – нет, наши так не могут и не смогут никогда и ни за какие деньги, — ты пересекаешь границу и уезжаешь.

Мы готовы ездить на «Жигулях» лишь до «границы» – до того момента, когда можно будет перестать стыдливо прикрывать отечественное транспортное средство всякими иноземными лейблами, а честно сменить колымагу на иномарку. Как штамп в загранпаспорте поставить на выезде. Граница эта вполне осязаема, ибо материальна и выражается лишь в определенном количестве у.е. Ментально же никаких страданий по поводу смены отечественной колымаги на иностранную тачку никто, кажется, до сих пор не испытывал.

Мы готовы любоваться родными березами и осинами средней полосы лишь до тех пор, пока накопленное некоторое количество все тех же у.е. не позволит, не оглядываясь на осины и березы, временно эмигрировать на отдых в края более гостеприимные и расположенные к комфортному отдыху. А попав за настоящую границу, иные соотечественники даже стыдливо отворачиваются от сограждан – как от бывшего, «доэмиграционного» прошлого, если только незнание местного языка и нравов не толкает их в объятия последних за некоторыми бытовыми разъяснениями.

Впрочем, можно эмигрировать совсем задешево и вообще без особых хлопот. «Серфинг» по Интернету легко создаст впечатление принадлежности к славному сословию граждан мира. Мексикано-бразильский сериал без всяких виз и авиаперелетов перенесет вас из грязно-дождливого Гадюкино в какой-нибудь Сан-Пальмос де Майорка. А «Always» с крылышками создаст не только ощущение сухости в самом сокровенном месте, но и непередаваемое чувство эмиграции вон из постылого посконного быта – там же. Прочие могут просто вдоволь накачаться пивом, «беленькой» или же просто сивухой, тем самым выстроив стену не хуже берлинской между собой, любимым и окружающей постылой действительностью. Пересечь ее извне вовнутрь безнаказанно и без особого приглашения не удастся никому: караул стреляет без предупреждения.

Именно непрекращающееся состояние внутренней эмиграции позволяет нам эту непозволительную роскошь — относится к БУДТО БЫ ВРЕМЕННО занимаемому жизненному пространству как к временно оккупированной территории. С которой все равно что будет. Где разве что Владимир Владимирович Путин со товарищи – местные, как бы на часах стоят. А мы все – так, транзитом. Кто на юг, кто на север, кто на восток, а кто на запад. Но по большей части, конечно же, вовнутрь. Совершая свой маленький каждодневный гражданский эмиграционный акт, мы часто думаем, что уезжаем временно, не навсегда, просто в данном конкретном, очень частном случае, ну ненадолго совсем, что душой-то мы остаемся, что мы обязательно вернемся целиком назад. Это, впрочем, иллюзия. Мы, увы, не можем вернуться. Ибо нам некуда отсюда ехать. Оккупантам пора становиться аборигенами.