Цивилизация
Они нас все-таки положительно боятся. Я, конечно, имею в виду европейцев. Мы им видимся чумазыми неотесанными мужиками и бабами, прилетающими пьяными и матерящимися на чадящих и нестерпимо для европейского уха шумящих самолетах. Мы смотрим на их мир исподлобья, у нас во взгляде нет чувства расслабленности, проистекающего от уверенности в завтрашнем дне действия страховок, социальных пособий и политической корректности. Мы настороженно озираемся, крадучись по просвещенной Европе, точно инопланетный разведывательный десант. Наш хмурый и заранее подозрительный взгляд пробивается сквозь европейскую веселую толпу, словно луч гиперболоида инженера Гарина.
От нашего «парфюма» портится их европейский воздух не меньше, чем от наших самолетов. Серые, уникального покроя с широко болтающимися вокруг жирных ляжек штанинами, пропахшие законодательным потом костюмы наших думских заседателей и прочих государевых людей напоминают им старые кинофильмы времен «сухого закона» в Америке о чикагской мафии. Они стараются не смотреть на наши нечищеные ботинки. А наша улыбка – лишь повод им порассуждать о том, что, мол, как жаль, что все стоматологи из этой холодной и заснеженной России уехали в Израиль.
Они берут наши деньги, сильно подозревая, что сотенные баксы (а иных мы не держим) большей частью напечатаны на Малой Арнаутской. А если уж не поддельные – то непременно добыты в перестрелке темной ночью в схватке за передел какого-нибудь черного рынка. Они полагают, что большинство наших женщин до 40 лет – потенциальные или активные проститутки, не имеющие в жизни иного помысла, кроме как остаться на Западе, коварно очаровав среднеевропейского лоха вместе со всеми его социальными гарантиями. В крайнем случае – встать на западноевропейскую панель и уже на ней обрести свое женское счастье. Они уверены, что мы все как один – хамы, ворующие в магазинах, с кредитных карточек, торгующие оружием, не платящие налоги и убивающие мирных и милых чеченцев. За это они готовы гнобить нас в очередях за пропуском в Замок На Холме с чудным климатом, населенными добрыми гномами и эльфами – в Европу.
И они ненавидят и презирают нас, летящих к ним пьяными, но веселыми в дешевых чартерах, неуклонно повышающими градус по мере вдыхания воздуха свободы и усвоения некогда запретных (о, мы помним свои «березки» посреди пустыни убийственного и тотального дефицита) плодов великого и могучего duty free.
Наше умилительное нежелание знать иные иностранные языки, кроме того же русского, но произносимого нарочито громко и протяжно (экспортный вариант) их вовсе не умиляет, а, напротив, страшно бесит. В ответ они считают нас тупыми и уже начали писать отдельные объявления на нашенском языке типа «Запрещается уносить со 'шведского стола' продукты», «Дубленки. Шубы. Дешево», «Золото. Скидки», «Меню на русском», «Купаться в бассейне в нетрезвом состоянии запрещено». Нам готовы, разумеется, предельно приветливо улыбаться, к примеру, в парижской «Галери лафайет», но даже там никто не будет жалеть до слез, если каким-нибудь Рождеством мы не приедем к ним на распродажу.
Они пускают нас к себе крайне нехотя, сразу же выспрашивая (даже не предложив, как принято в церемонных гостях, для вежливости чаю), когда мы от них собираемся свалить — улететь, и вежливо (но непременно) проверяя наше намерение не отягощать их своим присутствием по обратному билету.
А вот если бы русские совсем перестали ездить в Европу, то есть буквально – совсем? И даже не как в 1970-х--80-х, когда мы прорывались сквозь выездные комиссии старых большевиков и ходили жалкими, нищими, но гордыми группками при непременном «воспитателе» в штатском, который все равно был бессилен заставить нас не варить кипятильником привезенные с собой сосиски в раковине гостиницы и не просить принимающую сторону отдать нам торжественный ужин в нашу честь деньгами. А вот чтобы Европа как-то раз проснулась – и вокруг совсем ни одного русского: ни пьяного, ни трезвого на всем континенте от Бреста и до Бреста?
Вот, интересно, стали бы они о нас скучать, и если стали бы, то как скоро? Стали бы они нас заманивать бесплатными авиабилетами в один конец и генеральными консулами, униженно зазывающими фланирующую мимо патриотическую публику в зияющие унылой пустотой консульские отделы их европейских посольств, точно приставучие зазывалы в Латинском квартале того же Парижа? А стали бы они пригревать отдельных шальных, ворвавшихся к ним на посольскую территорию с разбегу ненормальных, алкающих политического убежища? А требовать от наших правителей, чтобы мы на их европейский Запад свободно передвигались? А вдруг они нас тогда, не видя пару-тройку лет, снова бы страстно и бескорыстно полюбили? У людей так бывает: они больше всего любят тех, кого долго не видят. И это у них – общечеловеческое. Оно же – общеевропейское.
Или, к примеру, взяли бы эти европейцы, отбросили бы свое европейское многовековое воспитание, набрались бы храбрости, да и заявили нам со всей общеевропейской прямотой: господа русские, не ездили бы вы к нам годков так 5-10, потому как устали мы от вас сильно и уже вас видеть просто не можем, не то что интегрироваться с вами, хамами противными. Мы бы поняли. Обиделись, конечно, но поняли: достали, мол, мужиков, пусть и вправду от нас отдохнут. Да и мы бы по стране своей пока помотались – тоже есть что посмотреть.
Могли бы честно сказать, а вместо этого издеваются. Хотят, чтобы мы намеками поняли.
Вот к примеру, бельгийцы – самые честные во всей Европе пацаны. Сначала сами же установили, чтобы всем, кто заявление на политическое убежище напишет, пособие в валюте платить, а потом самих же стало от переизбытка кандидатов сильно подташнивать. И тогда они честно сказали: знаете, вы к нам своих туристов больше вообще не присылайте, ну их к чертовой матери. Мы поняли – и ездить перестали. Напрямую. Теперь в Бельгию русский турист прокрадывается только через сопредельные государства. Как чечен в Панкисское ущелье.
Или немцы. Тоже затейники оказались. Опять же вместо того, чтобы честно сказать – да пошли вы все к такой-то «швайне мутер», решили нас ударить по самому больному. Достать педантичностью. Хотите в ту, которая «Дойчланд, Дойчланд, убер аллес?» Битте. Но только вы нам планчик на каждый день пребывания, а лучше даже почасовой, будьте уж так любезны. Как говорится, что для немца хорошо – то для русского смерть. Лучше дома сидеть.
Неплохо в этом сезоне настроены итальянцы. Понятное дело – фотографии, страховка, ксерокопии с внутреннего российского паспорта, справочку с места работы с указанием колоссальных доходов, разрешение папы на вывоз ребенка мамой, если папа вместе не едет, — в двух экземплярах на не нашем языке. Это все понятно и довольно потаскано. Видели уже. Но вот одно новшество мне лично очень понравилось. Отдаю дань богатству фантазии.
Вот, к примеру, ситуация какая. Женщина (неважно, какого возраста) не работает, то есть справочки о доходах из парткома принести не может, но в Италию, блин, все равно намылилась. Тогда справочку в консульство пусть представит муж. А если его нету? Тогда – любой другой спонсор. И непременно – ксерокопию внутреннего паспорта спонсора. И если (внимание, вот оно итальянское ноу-хау) во внутреннем паспорте спонсора есть указание на наличие родного несовершеннолетнего дитяти, тогда нотариально заверенное заявление должна представить мать дитяти: мол, не возражаю, чтобы мой муж спонсировал такую-то не вполне знакомую мне женщину для поездки в Италию.
Все. Занавес. Уже почти железный. Если бы не одно «но». Это «но» – наше самое главное и страшное оружие против Европы. «Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения». Мы на этом много веков много собак поели. Справку о любых доходах для любого посольства легко и бесстрашно напишет любой начальник. План почасового пребывания в Германии с указанием времени оправления большой и малой нужны может, конечно, к чему-то впоследствии обязать немца, но не русского. Заявление не обиженной мужем матери несовершеннолетнего ребенка, спонсирующего поездку посторонней тетеньки, в нашей дружной стране не будет стоить даже бутылки пива, а сконтралится просто по дружбе. Короче, нас всем этим все равно не остановишь.
Другое дело, что мы это все, конечно, им запомним. И когда-нибудь, быть может, позволим себе обидеться. Сильно. Уж тогда пусть не взыщут.
