Цивилизация
Эх, жаль! Какая роскошная кампания срывается. Как можно было бы разгуляться – размахнись, рука, да раззудись, плечо. Так нет же. Не дают. Не будет, говорят, пересмотра итогов приватизации. Скучные, ей богу, люди.
Сейчас бы самое время как раз взять и начать пересматривать.
Во-первых, потому что осень. «Унылая пора», – еще классик сказал. И как он был прав, предвидя нынешнюю осень без малого два века назад. А что прикажете в унылую пору делать? Глядеть в заплаканное дождем окошко на уходящую в туманную неопределенность склизкую колею, соединяющую вас и нечто якобы светлое за горизонтом? Пустое ведь все: за горизонтом, увы, та же склизкая колея и добро бы еще – что не сужающаяся ближе к тупику.
Вспоминать короткое, так и не одарившее ни теплотой, ни солнцем лето, подбрасывая в печь стремительно догорающие поленья, которые так и норовят ускользнуть ненадежным теплом в прокопченную трубу?
Во-вторых, осенью становится как-то особенно обидно. За недополученное тепло – солнечное или вообще, в детстве. За недолюбленную любовь – свою ли, чужую ли, общечеловеческую ли и тем более – по расчету. Уж кому как. За недопитое и недопетое. За недосказанное по глупости или из-за нехватки смелости. За несделанное. Или, напротив, за сделанное не так или не вовремя. Самое обидное – не с теми.
И многое почему-то хочется пересмотреть.
Перво-наперво, конечно же, работу со всеми ее нечеловеческим прелестями и человеческими мерзостями.
Потом окидываешь критическим, придирчивым взором строй знакомых: так, вон ты, ты и ты, а не пошли бы, «братья и сестры», вон из строя! Остальные – кругом, шагом марш перестраиваться в соответствии с новой, пересмотренной жизненной иерархией ценностей! Пощады не будет!
Потом – быт, досуг, хобби (если нет – непременно завести), физкультура и спортивные игры на свежем воздухе. Все – выволочь из уголков памяти. Отряхнуть от пыли, вывесить на яркий свет. Посокрушаться добродушным матерком насчет поеденных молью отдельных мест. Как же, мол, так. Не уберегли! Отбросить безвозвратное. Рассмотреть получше мимолетное. Вспомнить все!
И – подвергнуть жесточайшей ревизии!
Пересмотр, надлежащим образом проведенный, это ведь сродни очищению. Можно отменить то, что казалось незыблемым. Перерешать то, что было однозначным. Отменить позорные, малодушные компромиссы. Наплевать на, казалось бы, грозные ультиматумы. Они ведь на самом деле были смешны. И почему ж ты в свое время не смеялся?
И окинуть под конец очищающей процедуры пересмотра итог – окинуть блаженной улыбкой младенца: я ничего теперь никому не должен. Себе – тем более.
Так же и с приватизацией. Почему эти жирующие нынче морды более достойны, чем другие? Ведь мы ж их всех помним еще осунувшимися лицами. Ведь прошло немного еще лет. И все, кто хочет, еще неплохо помнит: вот этот «кинул» вон того тогда-то, и нынешний масляный лживый взгляд не может никого из осведомленных ввести в заблуждение. Даже тех, кто хочет заблудиться.
А вон на том – кровь. Много.
А сколько медных труб пройдено по трупам!
Открыть все дела. Поднять все документы и справки. Допросить всех свидетелей и перечитать все протоколы. Искать истину.
А в чем она, собственно?
В том, что одни оказались более ушлыми или в том, что другие просто захотели быть ими сейчас? В том, что поделили неправильно или в том, что не досталось на всех ревизоров? В том, что захапали задаром тогда или в том, что капитализация слишком выросла на сегодня?
Так что если уж пересматривать, то только заради самого процесса. Чтобы с мордобоем и линчеванием. Чтоб с дрекольем наперевес. Против них, сук поганых. Чтоб хозяйскую жену – изнасиловать в хлеву. А усадьбу – спалить. Чтобы растащить по вонючим кладовкам то, что размещалось по мраморным залам. Чтобы почувствовать отмщение за собственную нерасторопность в циничном попрании справедливости.
И чтобы вскорости, очень вскорости стало ровно так же, как есть теперь.
…И тогда – снова: сидеть-глазеть в заплаканное дождем окошко, как по все той же вечной склизкой, веками наезженной колее откуда-то из-за горизонта медленно и тоскливо в своей неизбежности наползает нечто свинцово-мрачное, неудовлетворенное в своей черной зависти и неутолимой, с кровавыми глазами, жажде реванша.
Автор – шеф-редактор газеты «Известия»
