Цивилизация
В центре Лубянской площади по-прежнему сохранился этот холм. Большая клумба словно ждет возвращения того, кто там стоял не один десяток лет. Железного Феликса. Немного у нас в стране памятников полякам. А этот ждет-пождет своего часа около Парка культуры. Не переплавлен, не распилен, не продан куда-нибудь в Сиэтл (видел я там, помнится, бронзового Владимира Ильича, смотрится он там прикольно). В целости и сохранности. Ждет.
В Думе опять на днях предложили вернуть Дзержинского туда, где он был. Чтобы радовал глаз чекистов и увенчал бы собою архитектурную вертикаль Лубянки. И даже мэр Лужков теперь, говорят, за то, чтобы увенчать вертикаль. Тогда как в 1991 году этот же человек непосредственно и притом деятельно участвовал в его демонтаже. В каком из двух случаев сей державный муж поддался собственным убеждениям, а в каком — велению политической конъюнктуры? Воистину счастливы в своей душевной гармонии те, кто умеет примирить в себе убеждения и конъюнктуру. Впрочем, убеждения, как известно, могут меняться. Просто с возрастом или под воздействием изменившихся окружающих и личных обстоятельств. Не он первый, не он последний. Таких нынче много. Очень много.
В Думе уже не в первый раз звучат голоса в защиту «незаконно репрессированного» Феликса Эдмундовича. Но до законопроекта, принуждающему к этому «монументальному ренессансу», дело все как-то не доходит. А если вскорости дойдет? А если решат-таки восстановить памятник работы Вучетича там, где стоял? Наймут кран (можно даже тот самый, что в августе 91-го его демонтировал, чтобы было посимволичнее), перевезут, поставят. Не думаю даже, что будут делать это тайно, ночью. Ни к чему. Можно и днем. Открыто, не таясь. Можно даже торжественно. Можно еще концерт на площади по этому случаю устроить. Репертуар есть, он, как говорится, весь на ходу и никуда особенно не девался. Исполнителей для заказного государственного концерта — только позови.
Покажут церемонию по телевидению. Приурочат к этому какой-нибудь документальный фильм, где расскажут, как Феликс Эдмундович любил детей. Еще скажут: ну как же, ведь это часть нашей истории. А историю свою мы теперь чтим практически во всех ее проявлениях. История не против, она у нас как раз такая, чтобы ее сейчас чтить именно во всех ее проявлениях.
Мне, честно говоря, удивительно, что этот памятник до сих пор не вернули на его законное место. Почему? Сегодня его там отсутствие создает впечатление какой-то недоработки, какого-то легкого политического недоразумения, которое легко было бы исправить, но почему-то все никак не хотят. Почему не хотят — непонятно. Может, руки не доходят. Может, чего-то стесняются. Хотя, с другой стороны, чего уж там стесняться- то.
Самое главное, что ведь никто не будет особенно против. Ну пара-тройка либеральных изданий (если еще наберется тройка) напишут что-то язвительное или даже гневное и желчное. Отзовется, как всегда, яркой публицистической колонкой Валерия Ильинична Новодворская. Это ее тема. Которую молчаливое и все более уверенное в себе большинство воспринимает как шутовскую, маргинальную блажь.
А сколько выйдут на площадь? Семь, восемь человек? Может, двадцать? Торжествующий ОМОН даже может их особенно не мутузить. Покричат чуток и разойдутся. Ну кто-то там еще посудачит на кухне. Однако даже и анекдота не сложат. Привыкнут. Не обратят внимания, по большей части.
На самом деле почему невосстановление памятника Дзержинскому должно оставаться результатом суждения всего лишь нескольких человек там, на самом верху? Почему это должно оставаться только ИХ решением? Или нерешением. Тогда как все остальные по большей части пребывают в комфортнейшем состоянии, позволяющем им не иметь никакого ни внятного мнения, ни тем более решения по данному вопросу. Как, впрочем, по многим другим вопросам нынешнего времени того же порядка и идейно-нравственного содержания. Выросло и множится с каждым днем поколение «затрудняющихся ответить» (знаете, есть такая графа в опросах).
Но ведь если всем по большей части все равно, то почему он еще не там? Ведь именно в этом случае ему там величаво и утвердительно стоять было бы совершенно как раз справедливо. Ко времени. И справедливо было бы ему стоять там еще ровно столько десятилетий, сколько потребуется для того, чтобы поимели — по большей части — хоть какое-нибудь особое, иное мнение на сей счет. А пока не поимеют — так там ему и место.
Навеки.
