Преждевременные люди

Суждения «нецелесообразно», «несвоевременно» и «преждевременно» можно, безусловно, отнести к наиболее распространенным константам русской общественной и политической жизни. Наряду с такими же ее «столпами», как «нельзя», «воспрещается», «категорически воспрещается» и «мы вам не рекомендуем» (все это адресуется сверху вниз, но никак не наоборот). Разницу между «нецелесообразно», «несвоевременно» и «преждевременно», даже получив самый толковый перевод, поймет в своей сути далеко не каждый иностранец, даже очень хорошо знающий Россию, ее реалии и русский язык со всеми его оборотами. Собственно, в общественно-политическом контексте разницы чаще всего между этими терминами нет никакой. «Нецелесообразно» при этом, означая вежливо-надменную форму запрета, обозначает еще и нежелание мудрого начальства снисходить до каких-либо разъяснений: сказано же высочайше, что нецелесообразно — и все тут, толковать боле не о чем.

«Несвоевременно», а также «преждевременно» чаще всего тоже указывают на невозможность осуществить задуманное, но в таких выражениях начальство при этом еще и косвенно намекает, что оно восприняло саму мысль, услышало вас, что само по себе есть счастье, не отмахнулось от этой мысли (как от заведомо «нецелесообразной»), но просто выказывает не жесткий запрет на те или иные действия (типа «я те, сука, покажу, каково тут своевольничать!»), а запрет мягкий, рассчитанный на наличие у внимающего малейшей толики вменяемости, согласно начальственной шкале. Грубо говоря, «я те, сука, покажу…» чаще адресуется холопам (маргиналам, неуважаемым сословиям и проч.), тогда как «преждевременно» или «несвоевременно» — интеллигенции. При этом «несвоевременно» в переводе с начальственного языка на обычный, чаще всего означает «забудьте об этом надолго, а то и навсегда, потому как мысль ваша крамольна». «Преждевременно» же, в начальственной опять же лексике, чаще всего исключает наличие крамолы как таковой, но констатирует некую такую смелость в суждениях (предложениях, реформах и проч.), на которую начальство пойти не готово или же просто не хочет. То есть в переводе с начальственного это будет означать что-то вроде «спасибо, любезный, вижу, что хочешь ты как лучше, предложение твое само по себе разумно, но осуществимо не при нашей с тобой жизни». Также отличие «преждевременно/несвоевременно» от «нецелесообразно» чаще всего предполагает дополнение-объяснение. Почему, собственно, преждевременно? Набор обычно такой: народ наш диковат, не дозрел еще до такого; давайте погодим годков эдак …дцать, а там посмотрим; сейчас надо сосредоточиться на работе (достойно выполнить пятилетний план, восстановить разрушенное, преодолеть последствия засухи/наводнения/пожара, подготовиться к Олимпийским играм, догнать и перегнать Америку, построить развитой социализм/капитализм/демократию, удвоить ВВП и так далее), а то, что вы предлагаете, от работы отвлечет.

Собственно, история почти всех русских реформ — это постоянное плутание, словно в трех соснах, между, с одной стороны, «преждевременно/несвоевременно», а с другой — «достали/положение нетерпимо/все развалилось/п…ц». Плавного перехода от первого ко второму, увы, наша своеобычная цивилизация за сотни лет своего драматического развития так и не нащупала. Впрочем, утешает лишь то, что это не только наша беда: в мире полно стран и народов, осознающих надобность кардинальных перемен лишь тогда, когда свистнувший на горе рак дает команду жареному петуху клюнуть вас в одно место, просигналив о том, что, мол, все, голубчики, приплыли, дальше хода нет никакого — сплошной хаос, развал, оккупация и разруха.

Советский Союз так долго и упорно цеплялся в лице правящей номенклатуры, потерявшейся во времени и собственноручно выструганных догмах, за бесконечные бредовые «нецелесообразно/несвоевременно», что еще за пару лет до его неминуемого развала подавляющему большинству обывателей и западных экспертов казалось, что развал этот совершенно невозможен. Однако ж он оказался не только возможен, но и произошел стремительно, как диарея.

Тотчас обнаружилось, что почти всем прежним нецелесообразностям в новой жизни нет никакого места, бредовость прежних суждений о том, что можно, что нельзя, что пора, а что надо погодить, обнаружилась столь масштабно, что вскружила голову многим. А многих головы и вовсе лишила. Вестибулярный аппарат общества, прежде хватавшегося за спасительные запреты, упрощавшие жизненное поведение до примитивизма слепой лояльности и безынициативности, расстроился вконец.

Люди невольно потянулись к «доктору», который это дело наладит вновь. И «доктор» этот, как вы, наверное, заметили, не замедлил явиться. Терапия подавила симптомы, казалось, что и болезнь сама отступила. Правда, обнаружилось, что сам «пациент» стал немножко олигофреном: ему стало все вдруг по фигу, ему все время хочется лишь «культурно отдыхать» и совершенно не хочется «напрягаться» ни по какому поводу, тем более напрягать голову мыслями. Оттого он панически сторонится свободы и ответственности, все больше мечтая о тех «прошлых, золотых» временах, когда деревья были большими, страна великой (с балетом и ракетами), а жизнь простой, ибо не нами предначертанной.

Но не получилось ли так, что в системе современных экономических, общественных, информационных и всех прочих координат, нарисованных ХХI веком, сами такие люди оказались как бы сильно «преждевременными»?

Во всяком случае, они совершенно спокойно внимают верхам, пока те все продолжают и продолжают расширять свой список того, что они считают преждевременным, несвоевременным, а то и вовсе нецелесообразным. Объяснение же осталось, по сути, лишь одно: народ наш до сего ну никак не дозрел. И потому, что ни возьми, почти все для этого народа рано.

Не дозрел он до прямых выборов региональных начальников. Судя по поведению правящей партии, скоро будет всенародно и глубокомысленно объявлено, что даже до выборов мэров он и то не дозрел. Не дозрел до выборов сенаторов. И даже персонально депутатов не толпой по безликим спискам, а по мажоритарным округам. До «слишком частых» (отвлекают от работы), раз в четыре года, выборов президента не дозрел. Не дозрел до настоящего самоуправления, а только до фиктивного, без денег и полномочий. Не дозрел до суда присяжных, потому надо подсудность этим судам всячески ограничивать. Не дозрел до жизни без регистрации (прописки) и подлинно свободного передвижения по собственной стране. До свободного ношения оружия не дозрел тем более. И даже до «травматики» не дозрел. Не дозрел до того, чтобы самим подавать налоговые декларации. Тем более не дозрел до такого ведения бизнеса, чтобы за ним не приглядывала армия надзирателей, обирал и контролеров.

Как недавно объявил президент (употребляя, кажется, слово «преждевременно»), не дозрели мы до муниципальной милиции, до выборности участковых милиционеров (хотя, как было указано, сама по себе идея не крамольна). Уж много лет как констатировано: не дозрели мы и до профессиональной армии. Не дозрел народ, которому почему-то еще, по какому-то странному недосмотру, доверяют водительские права (наряду с топорами, кухонными ножами и автоматами Калашникова для призывников, баллистическими ракетами и ядерными реакторами), до Венской конвенции, и потому ему надо прописать именно ноль промилле. Толком не дозрел народ даже до 31-й статьи собственной Конституции. А заодно и до права беспрепятственно создавать всевозможные некоммерческие организации или, прости господи, политические партии.

Наверное, список тот можно и еще продолжить. Но к чему? Ведь это все равно не отменяет другой, веками подтверждаемой константы русской жизни: между рано и поздно ведь по-прежнему нет никакого плавного перехода. И то, что сегодня рано, завтра уже поздно. И ведь были ж в нашей истории люди, которые иногда почти угадывали этот тонкий момент.