Цивилизация
Социальные революции в России совершаются быстро и без повода, так случилось и на этот раз. Полагаю, не последняя причина объявления Владимиром Путиным «новой социальной политики» в момент произнесения вполне революционной речи в Совете федерации сидела в двух метрах от него.
Так получилось, что Дмитрий Медведев в конце 2005 года был переведен в Белый дом из администрации президента именно на «социальную» тематику. Вотчиной первого вице-премьера стали «приоритетные национальные проекты» — экспериментальные бюджетные программы, в которые в отличие от иных программ заложены более или менее актуальные задачи. Так получилось, что
именно при Владимире Путине в России завершило свое существование «общество распределения» советского типа и появилось «общество потребления».
А, он, Путин, не будет в этом новом обществе главным или, по крайней мере, единственным!
Но, чем бы ни закончился процесс передачи власти, бессмысленно стоять на трибуне в позе «хромой утки», цитируя философа Ильина.
Если будущий президент Медведев провозгласил своей программой реализацию заложенного в Конституцию принципа «социальности» российского государства, то будущему больше-чем-премьеру не грех опередить преемника на полшага, дав понять, что он, а не кто-то еще, определил: от «сбережения народа» государство российское переходит к «развитию народа». Причем уже с февраля.
Фокусирование на социальной политике можно объявить предвыборной игрой, но уже с натяжками.
«Развитие народа», конечно, может оказаться фигурой речи, аналогичной «суверенной демократии». Но смысл этого термина сохранится, как бы ни развивалась ситуация вокруг передачи власти в 2008 году.
И «социальные» вопросы в широком определении будут становиться все более приоритетными уже вне зависимости от даты будущих выборов. Если в 1997 году можно было отговориться нехваткой денег, то сейчас это пустой разговор. Страна чувствует себя богатой. Народ требует своей доли. Поэтому удовлетворять хотя бы часть запросов в социальной политике с максимальным публичным эффектом – обязанность умеренного популиста, каковыми позиционируют себя и Дмитрий Медведев, и Владимир Путин. Нелишне, однако, понимать, насколько соотносятся запросы населения, планы власти и реальность.
На первый взгляд,
у трех-четырех миллионов представителей элиты в России есть мало что предложить остальным десяткам миллионов и еще меньше желания и необходимости это делать.
Несмотря на стойкий «антинародный» имидж российских правительств с 1991-го по 1998 годы, с точки зрения сфокусированности на чисто социальных вопросах они могли бы дать много очков форы последующим кабинетам министров. Многие ужасающие с экономической точки зрения действия власти 90-х — от фактического прекращения финансирования системы профессионального образования до блокирования только что созданных институтов банкротства — определены именно «социальными» акцентами правительств Гайдара, Черномырдина, Кириенко и Степашина. В большинстве случаев аргумент «негативных социальных последствий» был в числе решающих.
Важнейший с точки зрения социального мира показатель — коэффициент замещения средней пенсии средней зарплатой — достиг исторического максимума в 1996 году и с того времени устойчиво сокращался.
Стабильный экономический рост, корни которого несложно обнаружить в экономической политике второй половины 90-х (оставшейся мало замеченной), позволил четырем правительствам Владимира Путина существенно меньше интересоваться социальными аспектами своих решений. Лишь во второй половине нового десятилетия социальная тема стала предметом эпизодического беспокойства. В принципе, реформы 2002–2007 годов (а они были внушительными) позволяют российской власти даже в условиях мировой финансовой нестабильности сохранять устойчиво скептическое отношение к «социальным вопросам», ограничиваясь нарастающими вложениями в госпропаганду.
Однако, с другой стороны,
восстановление советского объема гарантированных социальных благ населению не столь сложное дело, как выглядит.
Пресловутые «советские социальные блага» достижимы и сейчас. В основном это общедоступное среднее образование (сохранившееся на вполне советском уровне), существенно менее доступное в СССР, нежели сейчас, высшее образование, требующий не столь существенных вливаний для реанимации низкотехнологичный сектор медицины. Лишь возрождение института «социального жилья» (без прав собственности на недвижимость) выглядит существенной проблемой для государства. Впрочем, и эта проблема не безнадежна. По крайней мере, исходя из опыта 60–80-х годов ЕС, США и Канады, где экономики по уровню развития были соотносимы с российским уровнем сейчас. Оставим в стороне, что социальный сервис в СССР не был бесплатным. Оплата происходила и на уровне ограничения заработка, и на уровне доступности услуг (от очереди на квартиру и телефон до существенных ограничений в медицине), и на уровне не менее трагического, чем сейчас, неравенства.
Казалось бы,
реализуй Медведев эту программу — и признательность трудящихся поразит даже Александра Лукашенко, а новый СССР обязательно доживет и до 2054 года, и дольше.
Для этого даже нет необходимости демонтировать большую часть негосударственной экономики: она с успехом может кормить оставшийся «средний класс», до 20% экономически активного населения, и обеспечивать их платной «социалкой» более высокого уровня. А также накладывать на электорат советские обязательства – ненавидеть врагов Родины, ставить, не глядя, пляжи Анапы выше карибских и не роптать, когда BMW «видного человека» спьяну въезжает в автобусную остановку. Очевидно, что
при отказе государства воссоздавать неэффективный ВПК денег на «новый социализм» хватило бы с лихвой.
При цене нефти даже не в $100, а в $70 за баррель скромные социальные запросы населения, сформировавшиеся 35 лет назад, перекрываются даже умеренной «советской социальной» политикой без политического оживления трупа СССР. Россия может позволить себе вернуться к социализму с человеческим евролицом, исправив все ошибки от Сталина до Горбачева.
Именно из этого исходят скептики в либеральном лагере, предсказывающие, что все это итогом происходящего и будет – с предсказуемыми последствиями. Но есть аргументы против, которые мне кажутся серьезными. Рассуждая о новом старом советском счастье социальных обязательств, население имеет в виду вовсе не котлету в анапском санатории. Новый «общественный договор» с государством видится повторением старого лишь в ФНПР, в девичестве ВЦСПС.
Запрос населения на социальные расходы уже много больше, чем в СССР, который был крайне аскетичным с этой точки зрения государством.
Особенно хорошо это видно по итогам двух лет «медицинского» нацпроекта, в ходе которого население практически не заметило кратного увеличения расходов государства в этой сфере по ряду направлений. Как не заметило оно и объективно очень удачно скомпонованной системы дополнительного лекарственного обеспечения, немыслимой в 90-х (сбой в ее работе – заметило отлично).
Чем дальше, тем больше запрос на соцполитику будет основываться на гибриде стандартов ЕС и сказки о молочной реке с кисельными берегами: России неизвестна дилемма «низкие налоги или низкие соцрасходы», на ее постижение потребуются годы. К тому же уже сейчас очевиден спрос на качественные социальные бенефиты, а не на защиту малоимущих в безвыходной ситуации. Не думаю, что семья молодого специалиста в 2012 году так уж обрадуется принципиально неразмениваемой двухкомнатной малогабаритной квартире с соседями-наркоманами и 40 минутами до метро. Неважно, что сейчас и это для многих выглядит сказкой.
В евростандарте соцобязательства нынешняя экономика категорически не вытягивает – это слишком дорого.
Но дело даже не столько в том, что население желает большего, чем власть готова дать. Социальные проблемы «постпереходного периода» обещают сильно отличаться от текущих. Вся логика развития «социальных государств» в последнее десятилетие предлагает иной, нежели в 90-х в России, подход к «социальным» программам: это не столько решение текущих проблем, сколько предотвращение будущих и попытка их угадать. И в этом аспекте выбор российской властью «социальной» темы в качестве базовой для будущей госполитики на удивление неудачен. И Владимир Путин, и Дмитрий Медведев, и большая часть властной элиты – в большей степени «кризис-менеджеры», «решатели вопросов», нежели госуправляющие. Содержательно ни одна из социальных проблем, актуальных для нынешнего времени, не была спрогнозирована властью заранее – от проблем рынка труда до проблем пенсионной системы и роста заболеваемости туберкулезом в РФ. Именно в этом главный источник будущей нестабильности.
В этой ситуации историческая принадлежность нынешней элиты к элите «переходных» 90-х главная проблема.
Провозглашенные меры «новой социальной политики» выглядят как двадцатипятилетняя программа закупки игрушек пятилетнему ребенку
– в 2009 году это будет плюшевый медведь, на 2033 году запланирована очень большая кукла. Остается надеяться, что механизмы саморегулирования в обществе будут сильнее, чем ожидаемое разочарование власти в народе, оказавшемся несоветским ребенком.
