Цивилизация
Борьба президентских преемников вошла в идеологическую фазу: Дмитрий Медведев последовательно атакует сложившиеся представления о режиме Путина.
В новом интервью первый вице-премьер опять указал, что термин «суверенная демократия» однобокий и непонятный. Автор термина, куратор политтехнологий Владислав Сурков возражает, что дело не в термине, термин ерунда, а в том, что за ним стоит. Тут он лукавит: дело именно в термине. То есть суть в теории тоже важна, и спор, в принципе, идет о том, следует ли ограничивать свободу личности ради национальных интересов и суверенитета. На практике же с равным успехом можно было обсуждать правило буравчика или приготовление манной каши. Как в политической фантастике, витиеватый маршрут общественной дискуссии часто приводит к странным и с виду незначительным вещам.
И у нас. Преемникам Путина сейчас очень трудно. Это известно: у них один избиратель. Они часть нарисованного посторонней рукой пейзажа. Им нельзя искать народной поддержки, спорить друг с другом, выступать с политическими заявлениями. Их за это могут снять с дистанции. Но и сидеть сложа руки они не могут и ищут границы возможного. Почти наощупь. В том же интервью осваивающий либеральный фланг вице-премьер Медведев не видит отката от конституционных и политических свобод, зато называет 90-е десятилетием, сформировавшим «заметную часть фундамента» нынешнего развития. Это сигнал. Вешка. Узелок абсолютно деформированной, но ищущей свой путь дискуссии.
«Преемнику-либералу» сложнее, чем «преемнику-консерватору». Консерватор отстаивает статус-кво. Применительно к сегодняшнему дню это значит гасить полемику.
Когда министр обороны пропагандирует суверенную демократию, сильную экономику и военную мощь, его задача — не сказать ничего удивительного.
Вообще ничего не сказать, а вяло тасовать привычные штампы «платформы стабильности», повисшей мертвым штилем. Его оппоненту, соответственно, приходится двигаться обратным курсом — говорить хоть что-нибудь. По какому угодно поводу.
Сформировали 90-е фундамент нынешнего развития или на самом деле все было наоборот и нынешнее развитие перечеркнуло завоевания 90-х, для этой дискуссии несущественно.
Для нее существен сам факт возражения против укоренившейся логики реставрации, объявившей 90-е «новой смутой» и апеллирующей к политической традиции советской народной демократии.
В роли госпропроведника реставрации — тот же Сурков с его известной мыслью о том, что СССР был «мощнейшим модернизационным проектом» и нес зачатки демократии, искаженные 90-ми.
Атаковав суверенную демократию, «либерал» Медведев повел в счете: его поддержало руководство. Владимир Путин не захотел, чтобы его описывали в словах. Поскольку всякая ясность ограничивает его безграничный авторитет, даже если стремится его подчеркнуть и высветить. Ясность в вопросе о силе Путина, которую решено для ясности именовать суверенной демократией, разрушает магию его силы. Магия его силы основана на мистификации.
Его правление — спецоперация, секрет политического планирования, к которому невозможно подобрать ключ.
Так что дело именно в терминах. Пока дискуссия как бы есть. Вот региональный аксакал пишет в газету, что «суверенная демократия» — все же удачное выражение, особенно если учесть, что строительство демократии в России с ее многоукладностью и свойственной ее гражданам «внутренней свободой» исторически представляет большие трудности. Вот диктор теленовостей полагает нужным заметить, что речь-то идет лишь о том, чтобы народ сам был автором своей истории. Его, диктора, сугубо частное мнение. Вполне, надо заметить, верное: отказ от строительства «западной демократии» — в центре политики Путина. Смысл же ее в том, что просто взять и сказать это невозможно. А тем более придумывать ей названия.
Преемник-либерал Медведев не полемизирует с несостоявшимся госидеологом Сурковым. Он борется с мейнстримом, пытаясь проплыть пару метров против течения в тумане, окружающем Путина и прикрывшем общественную дискуссию. В ее отсутствие спор о терминах и есть разговор по существу вопроса.
