Цивилизация
Слушайте, есть еще кто-нибудь, кто, как и я, задает себе внутренне вопрос: «А куда делся Чубайс?» Тут всяческие события происходят, так или иначе связанные с приватизацией, которой он отец родной, а «рыжего» как-будто нет в стране. Не в том смысле, что отъехал, а в том смысле, что будто и нет больше такого человека – Анатолия Чубайса.
Но он вроде бы есть. Я его видела по телевизору – он вместе с президентом открывал «стройку капитализма» — Бурейскую ГЭС. Как раз наезд на героев его приватизационного призыва шел полным ходом. Может, они там с Путиным на открытии и договорились, что будут оба молчать, «да» и «нет» не говорить, «черное» и «белое» не называть? Я внимательно вглядывалась в лицо неслабого, как мне казалось, Анатолия Борисовича, и находила в нем удивительные перемены. К приезду президента Чубайс постригся, был гладок и опрятен, в меру напряжен и с выражением лица номенклатурного работника брежневских времен, и повадки те же — услужливые. Это не Чубайс, с облегчением вздохнула я, дублер в каске. Мама засмеялась: «Наташка, ты относишься к нему как к ушедшей любви…». Мама – умница. Так оно, наверное, и есть.
«Дорогая, Чубайс давно уже не тот… Или наоборот, он всегда таким был, но ты отчаянно не хотела этого замечать. Потому что тебе нравился этот молодняк, пришедший к Ельцину на волне перестройки и реформ. Потому что тебе нравилось, что они говорят на том же языке, что и ты. Потому что они не боялись оказаться битыми. Потому что казались бескорыстными. Ну все уже, просыпайся, глаза-то открой…» — приблизительно такой текст я слышу от тех, кто опытнее и умнее меня (что несложно). Я отмахивалась от этих правильных слов, и вовсе не потому, что испытывала какие-то сентиментальные чувства по отношению к Чубайсу. Я просто считала, что он и его единомышленники пришли сделать очень тяжелую и дико неблагодарную работу, чреватую кучей ошибок, но что эту работу кто-то должен был сделать все равно, и уважала их за то, что они себя на это обрекли. Вот и все. Мне казалось, что я их понимаю. И я, безусловно, понимала, что я их поддерживаю.
Нечто относительно сентиментальное по отношению к Чубайсу возникло у меня однажды и совершенно естественно – в день моего рождения я летела вместе с ним в Чечню, и он прямо в самолете подарил мне огромный букет цветов. «Коммерсантъ» проиллюстрировал наше интервью с Чубайсом фотографией, запечатлевшей именно этот момент – я сижу с букетом, а Чубайс стоит надо мной и улыбается. Через несколько часов, так же уверенно улыбаясь, Чубайс скажет в этом самом интервью, что вторая чеченская кампания – это хорошо, потому что тут, в Чечне, начнется возрождение российской армии. И я впервые изменю себе и дам ему шанс отыграть эту фразу назад. Сославшись на рев мотора в самолете, я скажу, что не расслышала. Я никогда не делаю этого в интервью, потому что мне важно, чтобы читатель увидел человека таким, каков он есть, а не таким, каким его хочет видеть, например, Геворкян. А тут я сказала: «Что, извините? Не слышно». И он повторил эту фразу снова. Он не оставил мне шанса.
Это был другой Чубайс. Или все тот же, но я отчаянно не хотела этого замечать? Какой Чубайс поучаствовал в акционировании собственности, принадлежавшей другому человеку, даже если этот человек находится в открытом противостоянии с нынешним российским режимом? Какой Чубайс мотивировал это желанием сохранить свободу слова и независимое СМИ, потом сдав эту свободу слова вместе с этим самым независимым СМИ, потому что «режим» так ему намекнул? Какой Чубайс до сих пор не находит в себе силы честно и открыто об этом сказать? Право же, сейчас расшифровки разговоров во время президентской компании 96-го года в «Президент- отеле», когда Чубайс объясняет, что не может сдать ребят своей команды, даже если их взяли с «коробками из-под ксерокса», то бишь с наличными, по указанию Коржакова, кажутся мне песней о гордом буревестнике экономических реформ, не побоявшемся противостояния со всесильным спецслужбистом.
Что произошло с тех пор? Страна изменилась, и Чубайс в нее вписался. Так, как и положено вписываться гладкому и правильно подстриженному номенклатурному работнику. Коржаков в какой-то своей интерпретации пришел к власти, а это значит, что тот, кто не с нами – тот против нас. И это серьезно, потому что никакой Ельцин уже никакого Коржакова не уволит. И для Чубайса пришло время сдавать своих. И он сдает. Одного за другим. Молча. Полагаю, даже не сняв трубку телефона, чтобы хотя бы в личной беседе с вылепленным им самим олигархом высказать свое отношение к происходящему. Еще два года назад он готов был поставить свою подпись под письмом бизнесменов в поддержку арестованного Гусинского. Сегодня он ни словом не прокомментировал ситуацию с ЮКОСом. Он оказался молчаливее всех включая весьма осторожного премьер-министра. Он оказался молчаливее даже старого номенклатурного зубра Аркадия Вольского. Чубайс не заявил ни своей гражданской, ни профессиональной позиции по теме, которая уже больше месяца является «топовой» не только в России, но и в международном бизнес-сообществе.
Чубайса нет. Не в смысле, что отъехал. Его вообще нет в стране. Есть дублер. Чубайс снова не оставил мне шанса. Ну можно, посудите здраво, голосовать за дублера? Нас развели, Анатолий Борисович, и ладно бы как лохов. Но вы-то уж точно кто угодно, но не лох. И от этого как-то еще противнее.
Автор – специальный корреспондент ИД «Коммерсантъ».
