Минимум президентской несвободы

Вот только что президент Медведев заверил агентство Reuters, что мы живем в свободном обществе, где нет «никакого специального контроля» за СМИ. Зато есть «лузеры», которые считают, что СМИ не свободны, потому что «они не представлены там каждый день», но это, собственно, их проблема, а не проблема СМИ.

СМИ, согласные с президентом, в известном смысле всегда свободны. Несвободными могут быть люди, которые руководят государством, которые руководят СМИ и собственно журналисты.

Вот вас не удивляет, например, что вопросы о свободе слова в России с поразительной регулярностью задают российским лидерам западные журналисты, а не наши, которых это касается, в общем-то, больше. Условно, кто-нибудь из российских журналистов спросил господина Медведева про пресловутые «черные списки» на телевидении, куда входят те самые «лузеры», о которых в такой пренебрежительной форме говорил президент? Не хочу его огорчать, но, даже появляясь на экране больше, чем его предшественник, он все еще уступает ему в рейтинге. А если телевизор вдруг решит показывать его не всякий день, не всякую неделю, или, как «лузеров», не всякий год, то, боюсь, почетное место рядом с чемпионом мира по шахматам (недурной лузер, да?) ему обеспечено.

Вопросы к первому лицу очень многое говорят о свободе СМИ в стране. Ответы на эти вопросы дают возможность лучше понять, как думает президент. В наших условиях это иногда важнее, чем то, как он действует. Ровно эту роль «зондирующих» выполняют иностранные журналисты, а вовсе не российские. Обратите внимание, что вопросы о судьбе Ходорковского с не меньшим, если не большим постоянством, чем вопросы о свободе СМИ, задают президенту Медведеву иностранные журналисты. И российскому премьеру, кстати, тоже. Я бы легко предположила, что российских журналистов судьба Ходорковского просто не интересует, если бы не зашкаливающее цитирование в нашей прессе ответов Медведева и Путина именно на вопросы о сидельце. Как только ни крутили эти ответы, каких только интерпретаций ни давали — что кто имел в виду, был ли намек на то, что судьба Ходорковского может измениться со сменой первого лица или, прямо наоборот, никакие перемены на его судьбе не скажутся. Сутками эти ответы висели в российских информационных «топах», количество комментариев зашкаливало. Когда все равно, так не бывает.

Вопросы о свободе слова и о Ходорковском исторически оказались взаимосвязанными. Путин выстраивал под себя медийное пространство и строил олигархов последовательно. Более того, второе было бы куда сложнее сделать, не решив вопрос с ключевыми СМИ, которые за 8 лет научили работать в максимально комфортном для власти режиме. В итоге вся история с ЮКОСом получила ровно то идеологическое сопровождение в наиболее массовых электронных СМИ, которое нужно было власти, — вспомните хотя бы заказные документальные фильмы или характер комментариев правильно заточенных комментаторов.

Параллельно с этим формировался список «лузеров», которым на экране не место, и, обратите внимание, у большинства из них негативная позиция по делу ЮКОСа, как бы кто из них ни относился к олигархам вообще и к юкосовцам в частности. Это «лузеры» кричат на улице: «Свободу Бахминой!» Это у них не укладывается в голове история с Алексаняном.

Иностранные журналисты прекрасно понимают, что давят на болевые точки российской власти, спрашивая о свободе слова и Ходорковском. Им важно увидеть реакцию Медведева, им важно понять, есть ли в России новый президент, надежда на новый курс, есть ли какое-то содержание за фразой «свобода лучше несвободы». Дело совсем не в том, пытается ли Запад надавить на Медведева, чтобы он уже закончил эту мрачную историю, формальную ответственность за которую он не несет. Дело в том, что Запад пытается понять содержание медведевской концепции «свободы», а мы, такое чувство, сидим и ждем, что Запад за нас задаст все нужные вопросы, а нам лишь останется пожинать плоды ответов.

Или беспредельно свободная российская пресса сидит и ждет, когда же Ходорковский сам что-нибудь скажет. Типа: «Прошу помиловать». Российская пресса не спрашивает президента: «Имеете право помиловать. Помилуете?» Что, у западных журналистов больше возможностей задать ему этот вопрос, чем у журналистов кремлевского пула, например? Тем не менее это делают иностранные журналисты.

Российская пресса вообще ни о чем не спрашивает и самого Ходорковского — это делает иностранная пресса (за последнее время дважды — Financial Times и The Times). Российские СМИ лишь ретранслируют западный эксклюзив по Ходорковскому, и то не в полном объеме. Кто-нибудь вспомнил, рассказывая о предвыборной кампании Обамы, что он вместе с Маккейном и Байденом был инициатором принятия сенатом США резолюции от 18 ноября 2005 года, где процесс над Ходорковским и Лебедевым назван «политически мотивированным»? А ведь это означает, что, кто бы ни победил на выборах в США — Маккейн или Обама, у госпожи Меркель появится довольно сильный союзник в разговоре с господином Медведевым по поводу дальнейшей судьбы фигурантов дела ЮКОСа. Вопросы будут задавать и дальше.

Парадокс, но это именно так: вопрос о Ходорковском, адресованный политическому руководству страны, в известной степени стал мерилом свободы российской журналистики. По-моему, с этим пока хреново, что бы ни говорил господин президент. Изменение в судьбе Ходорковского — помилование ли, на которое президент имеет право, отказ ли от второго дела, пересмотр обвинений в честном и непредвзятом суде (с которым у нас проблемы, если верить президенту) или условно-досрочное освобождение, на которое Ходорковский имеет право с минувшего октября и о котором будет ходатайствовать в ближайшее время — в известной степени превратилось в один из ключевых тестов для нового президента, один из тех сигналов, которых от него ждут — молча — в России и — вслух — за ее пределами.

Свобода, конечно, лучше несвободы. Но скажите мне, кто свободнее — достойно сидящий Ходорковский (которому завтра, кстати, 45), или журналист, боящийся задать вопрос главе собственного государства, или глава государства, ожидающий, что «падший» при всех известных ему обстоятельствах попросит у него милости?

Не знаю. Точно могу сказать только относительно журналистов. Свобода задавать вопросы — это тот минимум свободы, который журналист не может себе не позволить. Обязанность отвечать на вопросы журналистов — этот тот минимум несвободы, с которым ньюсмейкер номер один вынужден мириться, коль уж он стал президентом. Когда это будет так, я с радостью повторю за господином Медведевым фразу, сказанную им сегодня коллегам из Reuters: «Слава Богу, мы живем в свободном обществе».