Поколение Манежной

Я прилетела в Москву 12 декабря, то есть на следующий день после событий на Манежной. Меня все время спрашивают, похоже или не похоже происшедшее на Манежной площади на восстание предместий в Париже.

Мне кажется, что есть одно принципиальное сходство: и во Франции, и в России из новейшей истории страны со всеми ее плюсами и минусами вылупилось отдельное поколение 15—20-летних, про которое на Елисейских Полях, как и на Тверской улице, мало что понимают.

— Не спрашивай ты нас! — говорили мне мальчишки в Сен-Дени. — Мы давно все сказали. Просто слушай наши песни. Там все есть — что будет гореть, что будем поджигать. Что у нас нет будущего. Мы про это поем. Вот, посмотри, на диске есть слова. А диску уже два года.

Наши тоже поют. Цитирую: «Они хотели войны, они ее получат./ Они хотели борьбы, и это тот случай./ Когда мы будем биться, биться до последнего,/ Не боясь дубинок, пуль против племя враждебного./ Я не ходил на выборы, я жил спокойно./ Я не ходил на демонстрации, но я видел войны./ Видел, как люди падали и не поднимались,/ Слышал других, кто громко над этим смеялись./ Новости трещат об одном и том же,/ На улицах стоит хаос, закон беспомощен./ Разбитые витрины, разбитые надежды/ В глазах тех, кто выбирал законность…»

И так далее про то, что на всех у ментов не хватит патронов. Местами с падежами не очень. Картинка, на фоне которой вот эти вот слова, — Манежка в день погромов, фото убитого Свиридова, Путин с Медведевым со звездами Давида на челе. «Племя враждебное» — в широком смысле слова, чтобы было понятно.

Бунт предместий был стихийным. Это была честная и обреченная война части молодежи, чтобы не сказать детей, в ответ на гибель в трансформаторной будке убегавшего от полиции одного из них. Никаких мыслей о том, что есть третья сила, которая могла бы все это направлять, организовывать, никаких конспирологических теорий о том, что полиция или иные спецслужбы давно крышуют этих ребят, во Франции не было.

В общем, сходство заканчивается выросшим в неблагополучных кварталах (у нас география шире), незнакомым и злым молодым племенем, поколением Х, а также формой, в которой это поколение заявляет о себе.

Чем была Манежка? Что такое было 15 декабря? Что готовилось в последние выходные в Останкино? Я хотела бы поговорить с тем, у кого есть однозначный ответ на этот вопрос. У меня нет.

У меня есть ощущение, что есть проблема вот этого самого постсоветского поколения Х, которое будет заявлять о себе и дальше. Их никто не учил «пролетарскому интернационализму», они росли на фоне войны в Чечне, их родителям достался крах предыдущей жизни, реформы, страх перед будущим, дефолт, Версаль в виде Рублево-Успенского шоссе для одних и жизнь ниже порога бедности для множества других. Они не видели войны, но прав Кох в своей заметке в «Форбс»: их старшие братья видели, или молодые теперь видят через память о тех, кто с этой войны не вернулся. И, пока Россия «вставала с колен», никто им не рассказывал дома (да и в школе, скорее всего), что падали и не поднимались с обеих сторон. Что счет, который они выставляют Кавказу, может быть взаимным и может оказаться не в нашу пользу по количеству погибших на душу населения. Скорее, дома были другие разговоры, да и в школе тоже.

И власть, принимая и принимая дешевую рабочую силу из бедных российских регионов и со всего пространства нынешнего СНГ, не задумывалась, что всем нам жить вместе и рядом — в соседних квартирах, домах, на одних и тех же улицах. Что так жить надо учить — и родителей, и детей. Что надо вводить в школе не уроки православия, а уроки этнографии, терпимости, мировой культуры. Французы во время беспорядков кричали: «Подождите! Они же французы! Это французские дети!» Ощущение «враждебного племени» — худший урок, который выучили эти дети, наши дети, за свою недолгую жизнь. Когда размер диаспоры в столице достигает 30%, ощущение враждебности ко всем, чьи фамилии не Иванов, а тип лица неславянский, гарантированные рано или поздно стычки на национальной почве. А для чеченцев и дагестанцев русские — какое племя? Боюсь, что тоже не вполне дружеское. Проблема в квадрате, потому что если реально встанут диаспоры в Москве, например, то начнется ад.

Этот бунт на Манежной — как пламя, вырвавшееся из тлеющего торфяного болота. Это взорвавшийся сгусток проблем. Почему менты отпустили подозреваемого в убийстве футбольного фаната? «Разбитые надежды в глазах тех, кто выбирал законность»? Почему чуть не каждую неделю режут очередного таджика или узбека? «На улицах стоит хаос»?

Почему Путин поехал на могилу убитого в Москве Свиридова? Почему в свое время и никогда потом он не поехал на могилу убитой в Москве Политковской? По той же причине, по которой он разговаривал на прямой линии со всеми, как с поддатым, ничего не знающим и ничего не помнящим быдлом, по той же причине, по которой он впаривал этому «быдлу», что ответственность за беспорядки на Манежной несут «козлиные бородки». Потому что он испугался бунта, в том числе и ответного со стороны диаспор (Чечни под окнами Кремля), он чувствителен к силе и агрессии. Он боится, что кто-то другой оседлает (или уже оседлал) этот бунт. Он говорит им: ваша потеря — это моя потеря. Вы свои. Он хочет контролировать тех, кого боится. А Политковская не своя. Ее потеря — это не его потеря. Он совсем не боится тех, кто пришел хоронить Анну. В последние две недели он явно, подчеркнуто отторгает целый пласт общества, причем думающий, рефлексирующий, а потому не способный на насилие. И он не чувствует, не понимает, не знает, что попытки расколоть и без того уже расколотое национализмом общество еще и на тех, кто «с бородками», и на своих, «без бородок», — все равно что заливать пожар керосином. Или знает? Тогда он провокатор.

Теперь по поводу третьей силы и конспирологических теорий. Сложно ставить диагноз по косвенным признакам. Кто были эти хорошо одетые мужчины без фанатских шарфов, которые пытались выдернуть кавказцев в вагонах метро? Свидетельства очевидцев, рассказанные в эфире «Дождя» в воскресенье. Кто были эти люди в масках на Манежке, которые заводили толпу? Свидетельства омоновцев «Большому городу». Кто призывал выходить 15-го, а потом в Останкино? Кто проворачивал эти сложные многотысячные коннекшнз через интернет, чтобы потом один на один с милицией остались немногочисленные 15-летние пацаны? Свидетельства «Новой газеты».

Кому нужна столица огромного и проблемного многонационального государства, погруженная в страх?

Мои подруги боятся спускаться в метро — и русские, и нерусские. Множество моих знакомых пересели на машины, которыми обычно не пользуются зимой, чтобы отвезти детей в школы и не пускать их одних по городу. Люди на полном серьезе стали всматриваться в собственное отражение в зеркале, чтобы понять, сильно ли сказалась на их разрезе глаз якутская бабушка. Мои соседи, с которыми я выросла в одном доме в Москве, на полном серьезе спрашивают, не нужно ли меня куда-то проводить, не страшно ли мне идти одной. Кавказские пацаны толкают на эскалаторе приятеля моих знакомых и точно разыгрывают сцену, в результате которой мужчина остается жив, но без копейки денег. Подруги моих подруг отбивают кавказцев в метро у обезумевших подростков, за что биты ногами.

Все это напоминает массовый психоз.

Кому это нужно? Футбольным фанатам? Их задачи проще и конкретнее. Власти? Но ведь именно она и ее структуры окажутся крайними в случае беспорядков. В равной степени обе части неразрывного тандема. Нацистам?

В одной из последних колонок я писала, что Кондопога на пороге Москвы. Не думала, что этот порог будет пройден так молниеносно. Знаю, что это точно не нужно ни одному нормальному жителю нашего города. Я вижу этих нормальных людей, я с ними знакома. Им нехорошо от всего происходящего. Объясните мне, кому хорошо? И что, собственно, мы сейчас наблюдаем — бунт поколения Х? Естественные последствия бездарной политики? Или есть вот это все плюс еще кто-то, кто готов воспользоваться первым и вторым? Чтобы что?