День советов

9 мая 1945 года — день именно советской победы. На самом деле война закончилась 8 мая — тогда Германия капитулировала, подписала соответствующий документ.

Вряд ли кто это помнит, но до 1960-х годов и 9 мая как-то не очень праздновалось. Не было такого прямо трепетного государственного отношения к этому дню. Знаю, что вояки, тогда еще очень даже в крепком мужском (или женском), а не в нынешнем стариковском возрасте, обязательно собирались в мае; это были настоящие дружеские посиделки, типа тех, что сейчас бывают у друзей по армии.

Поэтому на них вспоминали главным образом не сражения и мудрые стратегические действия Жукова, Рокоссовского и Конева, как стало принято потом, а простые дела: кто кому молился перед боем, об отношениях с противоположным полом, о пьянстве; рассказывали занятные и смешные до холодного ужаса истории из тех событий, которые в самом деле были доступны солдатскому или младшему офицерскому составу — то есть про глупость и везение.

Типа (сам слышал, передаю с исключением нецензурной лексики) откровений младшего сержанта Сергея Васильевича: «С сильнейшего перепоя после украинского самогона понесло гулять, как уж миновал заградительные позиции — не помню, оказалось, перешел через линию фронта; очнулся в хате, верхом на бабе; тут наши атакуют, в хату ворвались, у них были сведения — там немцы стоят; представляешь, я в беспамятстве полковника убил, который в той хате поселился! Но не наградили. Но и судить не стали, смеялись очень, когда я с голой задницей и торчащей мужской частью честь командиру отдавал!»

Достоверность этих чрезвычайно многочисленных рассказов невысока, но целый новый фольклор, русская Бхагаватгита могла бы составиться из них, если б кто тогда записал, как записывают филологи-собиратели от старух в глухих русских деревнях.

Но почему-то государству потребовалось придать радостному в сущности событию — именно так его и воспринимали непосредственные участники, ведь победа же! — тяжелый и трагический, какой-то гибельный пафос.

Не буду останавливаться на всяческих идеологических упражнениях советской власти, скажу только, что одной из целей, — по признанию одного С., близкого тогда к весьма умному и очень влиятельному товарищу Суслову человека, — была консолидация разваливавшегося общества.

Коммунистическая идея работать сама по себе перестала, вспоминает С., людей потянуло в потребление в чистом его виде, а потреблять-то стало нечего; эффективность экономики в отсутствии продиктованного идеологией энтузиазма стала решительно падать, началась скрытая инфляция, пропали товары; воровство и мздоимство, и прежде бывшее нормальной практикой, достигло нечеловеческих высот. Информационная закрытость и отсутствие сведений о реальных процессах в обществе привели к упадку, в лучшем случае, и озлоблению.

Одним словом, нужна была продуктивная и простая, понятная как удвоение ВВП общенациональная гордость. И ее кремлевские старцы нашли в собственной юности, которая всеми вспоминается как сплошной и непрерывный праздник — в Дне Победы.

Чтобы долго не прыгать вокруг этого идеологического новодела, приведу только такой факт: песня Давида Тухманова на стихи Владимира Харитонова «День Победы», главная песня всех мероприятия 9 мая, была написана в 1972 году, а появилась на широкой публике и вовсе — к концу 1970-х.

Тут еще стоит вернуться к тому, с чего я начал: война закончилась официально не 9, а 8 мая, а 9 мая советские танки добежали до Праги и подавили там последний очаг сопротивления нацистов; дело нужное, исполнено героически, но осадок остался. То есть, строго говоря, праздник посвящен не столько капитуляции Германии, сколько завоеванию СССР новых сфер влияния в Восточной Европе.

Ну да ладно, времена прошлые, к дате все уже привыкли, празднуем и празднуем. Но вот что любопытно. При пришедшем сегодня к власти президенте Путине как-то слишком многое вернулось к советским стандартам. Я сейчас даже не про мелодию гимна, российских слов которого по-прежнему никто толком не знает, а участники войны помнят первый вариант со строкой «нас вырастил Сталин»; я про общее политическое и экономическое настроение власти.

А оно состоит в том, что обществу о работе власти знать ничего не нужно — кроме того, что власть решила сделать достоянием гласности (вот же слово вспомнилось); что бизнес — это отнюдь не талантливые люди, которые умеют четко и эффективно наладить работу огромного человеческого коллектива, а просто жадные мошенники, стремящиеся украсть общенародное добро; и следует постараться, чтобы бизнес под руководством и при понуждении специальных чиновников — а не государство через раз и навсегда установленные налоги — погуще делился награбленным с нищими и социально дезадаптированными типами.

В этом же, совершенно советском, трагическом и пафосном русле идет и подготовка к 60-летию победы, которое случится через год. И это ужасно обидно.

Вся Европа, в том числе побитая Германия, уже придумала, как использовать и саму войну, и поражение в ней Гитлера в новых, принципиально иных идеологических целях. Там война служит напоминанием, например, о недопустимости национальной нетерпимости; о необходимости искать компромиссы везде, где возникает напряженность; о важности понятной и четкой социальной поддержки ослабленных и обиженных жизнью людей, чтоб они не создавали базы для вождей любого рода.

Но российская победа — по-прежнему победа одного строя над другим, русского духа над нерусским, а вовсе не уничтожение безумной идеологии военными силами, как это было на самом деле. Идиотской выглядит в России мысль, будто США победили во второй мировой войне, хотя так оно и есть: СССР — только одна из трех стран-победительниц.

Сейчас бы воспользоваться случаем, будущим юбилеем, переделать идеологическое содержание праздника, представить эту победу как всемирное, всеобщее событие, объединяющее нормальных, трезвых, чувствительных к чужим обидам людей, а не выступать в роли исторических сепаратистов и маргиналов.

Так нет же — это наша победа. За нее и пьем отдельно от других.