Уроды

Беспомощный наркоман без иммунитета и очень часто без пола; физически совершенный организм с рассудком шестилетнего ребенка; психологически не самостоятельный инвалид, в сильнейшей степени зависимый от приказов нескольких равнодушных людей, а потому игрушка в их жадных руках; личность, не имеющая иной радости, кроме унижения себе подобных и восторженных криков по поводу этого унижения, – вот кого мы видим, если вглядываемся без патриотического пафоса и болельщицкого азарта в фигуру участника Олимпийских игр.

Надобно понять меня правильно: я не против спорта как такового; не против я и спортивных состязаний на высоком и высочайшем уровне; так же чужда мне идея, что все эти состязания следовало бы как-нибудь по-иному организовать.

Я всего лишь возражаю против того, чтобы к спортсменам, выходящим бороться за олимпийские и прочие профессиональные награды, относились как к нормальным, обычным людям.

Поскольку вся их жизнь, все воспитание сводится к тому, чтобы произвести из них уродов на потеху скучающей публике. И мне в том числе.

Судите сами. Когда какой-нибудь ребенок шести лет начинает подавать спортивные надежды – чем прежде всего начинают заниматься окружающие его тренеры, врачи и тому подобные люди? Они начинают – прежде всего – кормить его разного рода лекарственными препаратами, а также до изнеможения истязать однообразными физическими упражнениями – с тем, чтобы развить в нем до уродливого совершенства какое-нибудь одно-единственное умение.

Все остальное – побоку. Все остальное останавливается до той поры, когда безумная борьба за совершенство не закончится – физической ли травмой, психологической ли или по возрастным причинам. В этой чудовищной гонке проходят двадцать, а иногда даже тридцать лучших лет человеческой жизни.

Потом наиболее изворотливые и талантливые в человеческом отношении из них становятся тренерами или спортивными функционерами – чтобы воспроизводить и воспроизводить себе подобных. Поэтому в спортивном мире нет и не может быть иной точки зрения на воспитание подрастающего поколения.

Диким и странным кажется мне любой допинговый скандал. Суть-то всегда одна и та же: одного из участников состязаний уличают в том, что делают все прочие тоже. Так же осмысленно обвинять автомобиль в том, что он использует смазку для работы двигателя.

С какого-то момента спортсмен начинает отлично, на собственной шкуре понимать, что именно дают ему в ежедневной горстке таблеток. Женщины принимаются выводить усы и чувствуют в себе неприятную агрессивность; мужчины мирятся с временной неспособностью быть мужчинами и тяжестью, каким-то отуплением в мозгу; небольшая инфекция приводит к тяжелым последствиям; все время хочется есть.

Мышцы, конечно, растут и радуют своим внешним видом. Но способность их выполнять иную работу, кроме гребков, толчков, уколов и тому подобных не нужных в частной жизни движений, сомнительна.

Нарастает и рассудочная слабость: когда юный человек изо дня в день обязан – во имя спортивно-корпоративных высших целей – отрицать очевидное, он замирает в своем психологическом развитии на очень ранней стадии. На самом деле выглядит это так, как если бы мать шестерых детей уверяла всех в своей девичьей невинности.

И наконец, спортсмен живет в обстановке тяжелейшей психологической зависимости. У него обычно нет иного кумира, кроме тренера, любые приказы которого он вынужден исполнять рабски, беспрекословно и бездумно. (У очень высокодоходных спортсменов, правда, бывают случаи, когда они самостоятельно меняют тренеров, но это не меняет смысла их отношений.)

Аналогов в человеческом мире спортсменам нет, поскольку нет никакой иной области человеческой деятельности, которая была бы столь же понятной широкой публике (очки, голы, секунды – чего проще?) и столь же массовой.

Ни музыканты, ни танцовщики, ни ученые не загнаны в такие жуткие условия – напротив того, в них воспитывают индивидуальность, особость; может, конечно, они и принимают наркотики или будоражат себя поклонением толпы, но это, как правило, их собственный, осознанный выбор.

Спасибо уродам, ценой собственной личной свободы и здоровья давшим всему миру очередные две недели незабываемых по накалу зрелищ.