Цивилизация
Непонятно, что хуже — алкоголизм или наркомания. Находясь еще под впечатлением города Одинцова и тамошней очереди из желающих купить одноразовые шприцы, отправился я навещать сына, в праздности проводящего свои дни в деревеньке близ города Ликино-Дулево, который славится автобусами и фарфором.
Едучи туда, рассуждал я сам с собою, что вот подмосковная деревня остается оплотом традиционных русских ценностей в виде еженедельной бани и беспробудной водки; что, несмотря на повальное пьянство, сено накошено, а забор поправлен; что если бы существовал способ как-то оставить молодых людей в родных деревнях, не было бы такой вот очереди наркоманов в Одинцове.
Все это благодушно думал я, покуда сын мой не позвал меня поглядеть на деревенский футбол, в котором он сам был участник. Странная игра: она ведется в одни ворота, по определенному принципу занимаемые одним из игроков; футболист не может делать более одного касания мяча, а называется все это «на рака» — и заканчивается постановкой проигравшего в ворота в соответствующей названию позе, то есть нагнувшись и тылом к остальному обществу. Венец игры — экзекуция мячом по заднице по очереди, причем щадить проигравшего — дурной тон.
В игре участвовали отнюдь не только дети. Трое из игроков были вполне себе неплохого мужского пьяного возраста. Один был в сильно рваных спортивных штанах и кроссовках; другой в целых штанах, зато в тапочках для бассейна; третий был прекрасно экипирован, в том числе в солдатские сапоги, но плохо стоял на ногах и все время хитро улыбался. Дети были как дети — чумазые, одетые во все китайское, проворные и взволнованные общностью интересов с такими взрослыми дядьками.
Были у игры и зрители: две чрезвычайно неряшливые девицы 5 и 8 лет, непрерывно грызшие зеленые яблоки, а также какой-то дядя Ваня, обряженный в спортивный костюм «Абибас» с чужого плеча: в костюм этот можно было бы запихнуть еще шестерых дядь Вань.
Стадион ревел — в лице дяди Вани, непрерывно произносившего комментарии к происходящему на поле. Впрочем, точно ли это был комментарий, сказать нельзя: слова у него почти не получались, за исключением разве всем известных корней, которые писать мне запрещает закон о печати. В какой-то момент деятельность комментатора вывела из себя Рваные Штаны, и он с удивительной меткостью попал тому мячом в лицо.
А что это было за лицо! Оно было черно, но не от грязи, а какой-то внутренней, печеночной чернотой. Получив мячом, дядя Ваня обрел дар речи и весьма отчетливо сказал целую речь. Вот она, слегка переработанная и с купюрами:
— Ты, Сережка, раз тебе нечего делать, пошел бы, что ли, матери помог! Сорок лет, а все с пацанами возишься! Тяжелей стакана ничего в руках не держишь! Я хотя бы на работу хожу, а ты? На что пьешь?
В этот самый момент, столкнувшись в борьбе за мяч, одновременно упали в разные стороны, будто кто полено рассек топором, Тапочки и Сапоги, и дяди-Ванино нравоучение пропало втуне. Тапочки пытался подняться, но шустрые дети вились вокруг него и слегка толкали его ногами, не давая ему обрести равновесие. Сапоги же, упав, почти сразу заснул.
У Сережки — Рваных Штанов — происшедшее на поле вызвало приступ отчаяния. Он присел на корточки и, закрыв лицо руками, слегка раскачиваясь, заплакал. Вокруг него, взявшись за руки, заплясали неряшливые девчонки, плюя в него нажеванным яблоком.
Cынок мой потянул меня домой, но я не мог идти, завороженный этой буколической картиной. Но, как и должно было случиться, пейзаж был смыт в одну минуту — конечно же, вмешалась женщина. Чья она была жена или мать, не знаю; ощущение у меня осталось такое, что она всем игрокам и зрителям и даже нам с сыном была ближайшая и заботливая... ну, немного брутально заботливая родственница.
Apo michanis theos, бог из машины! Точнее, богиня. Тапочки был отбит у мальчишек и приставлен к дереву, на которое он тут же стал послушно мочиться. Мальчишки, за исключением моего сына, откуда ни возьмись обрели два ведра и отправились по воду на колодец. Сережка — Рваные Штаны под руководством богини вытер слезы, поднял с поля и унес вдаль по деревенской центральной улице сонные Сапоги. Девочки, присмирев и перестав плеваться жеваными яблоками, проводили дядю Ваню в близлежащий сарай, закрыли за ним дверь и исчезли, будто никогда не существовали.
Мы с сыном тоже получили свое. Посмотрев на нас с укоризной, богиня сказала: «Не стыдно? Пришли и глазеют! Люди пропадают, а вы смотрите»!
И она исчезла, как не бывала. Мы же вернулись в дом, где своим чередом шла благополучная жизнь бессовестных дачников.
