Из всех мало-мальски знакомых мне людей в день смерти Леонида
Ильича плакал только один — мой одноклассник Вова Соколов. Вова был
архитектор и работал в ЦНИИЭП чего-то там, кажется, зрелищных предприятий.
Авторскому коллективу, в который он входил, обломилась сказочная халтура —
проектировать мемориальный комплекс на Малой земле. По всем законам светила
нашим зодчим Государственная премия. Коллектив пребывал в радостном
волнении. Вова, в одежде, по крайней мере, отличавшийся явной левизной,
даже прикупил по этому поводу первый в жизни галстук, надеясь лично
поручкаться с дедушкой в Георгиевском зале. Но жизнь, как говорится,
рассудила иначе. И Вовина искренняя слезинка влилась в безбрежную реку
народной скорби, заполнившей голубые еще в ту пору экраны. Не зря плакал
мой неудачливый одноклассник. Спустя недолгое время продажные историки в очередной раз перекроили героическую летопись великой победы. Легендарный
же начальник политотдела 18-й армии, добившийся решающего перелома в ходе Второй
Мировой войны, был низведен до уровня обычного полковника, каковым, по утверждениям отдельных злопыхателей, воевавших в составе других
многочисленных армий, в ту пору и являлся.
А ведь всего за каких-то полтора года до этого, точнее, ровно двадцать
лет тому назад, Леонид Ильич был удостоен Ленинской премии в области
литературы. Поводом для вручения единственной, наверно, не имевшейся у него, цацки послужила трехтомная эпопея, состоящая из той самой «Малой
земли», «Возрождения» и «Целины», поднятой так, что Шолохову и не снилось.
Произведения, надо признаться, были сильные. Имена подлинных авторов в выходных данных, правда, не значились, однако для людей сведущих не было
секретом, что в грандиозном предприятии активно поучаствовали, например,
Аркадий Сахнин и золотое перо некогда либеральных «Известий» Анатолий
Аграновский. Не стал бы сильно иронизировать по его адресу — отказ от
приглашения к почетному сотрудничеству был в то время куда более чреват,
чем сегодня. Золотой дождь на невольников бесчестья также не пролился,
поскольку подневольный труд рассматривался как партийное поручение. Зато в большом плюсе оказалась Первая образцовая типография, завалившая одну
шестую суши своей продукцией — от тайги до, практически, Британских морей. Тошнее
всего пришлось населению. «Малая земля-ааа, священная-ааа земля-аааа» —
надрывался несколько лет на всю страну не помню кто в финском темно-сером
костюме, и в любых количествах поглощенная водка не в силах была принести
желанного забвения.
Не знаю, ждет ли нас в обозримом будущем всероссийская премьера
путинских мемуаров. Недавно изданная «Вагриусом» книжка не дает, по крайне
мере пока, оснований для подобного утверждения. С ее страниц предстает
неяркий, хотя вполне адекватный, товарищ с отменной реакцией, скромным
обаянием и внятной, не в политическом, правда, плане, лексикой.
Удовольствуется ли он уже имеющейся у него профессиональной легендой или
захочет задним числом создать новую, покажет будущее. А в заключение
предлагаю окинуть затуманенным взором наше героическое прошлое.
Гуляли мы по высшей мерке,
Ничто нам было нипочем,
Взлетали в небо фейерверки,
Лилось шампанское ручьем.
Какое время было, блин!
Какие люди были, что ты!
О них не сложено былин,
Зато остались анекдоты.
Какой вокруг расцвел дизайн,
Какие оперы лабали,
Каких нам ни открылось тайн,
Какие нам открылись дали.
Какие мощные умы
Торили путь каким идеям.
А что теперь имеем мы?
А ничего мы не имеем.