Это такой вот замечательный весенний денек. Практически совсем несущественный в
любой нормальной сезонной раскладке. Но для нас, обитателей этой до сих пор
странной страны, он пока еще более чем выдающийся.
Вождь мирового пролетариата, Владимир Ильич, был первым гением, о котором мы
узнавали еще в отрочестве. Его удивительное отличие от всех нормальных людей
заключалось в почти механистическом умении выбирать самый оптимальный путь для
решения любых проблем. «Мы пойдем другим путем», — повторяли мы с затаенной
завистью — ведь для нас эти, другие, пути были закрыты. Причем закрыты именно
им, величайшим гением всех времен и народов, если не считать его наследника,
которого мы не имели права обсуждать вовсе, потому как ошибки партии могут
оцениваться только высшим руководством самой партии.
Но гениальность ВИЛа заключалась не только в умении преодолевать замкнутые
ситуации, он еще обладал фантастической способностью к обучению. И даже его
анекдотическая склонность к товарищу Арманд не могла помешать этому
непрестанному процессу. Вождь перманентно учился и за счет этого неизменно
оказывался прав — да, в нашей работе случаются перегибы, повторял за Ильичем
его лучший ученик. Но, как говорится: перегнули — отогнем. Вот это умение
«отгибать», без оглядки на всякие обстоятельства (как, например, в случае с
НЭПом), и было признаком настоящего гения.
Если же говорить впрок, то ношение бревна вслед за расцветанием подснежников
и мать-и-мачехи, казалось нам высочайшим проявлением неангажированной
гуманности, хотя неизбежное участие в этом упражнении дворников и работников
РЭУ (звавшихся то жэковцами, то грэповцами, то еще черт знает кем) превращало
субботник имени Его дня рождения в истовое празднование свободного
волеизъявления прирожденных рабов. Согласитесь, странно чувствовать посреди
торжества первого настоящего тепла позыв к добровольному труду на благо
какого-то несуществующего общества. Если б речь шла о собственных огородах —
все было бы гораздо понятнее, но даже самые упертые бабушки уже не могли
отождествить вишни и яблони, растущие в наших дворах, с чьей-то собственностью.
Впрочем, если б день рождения Лукича оставался только таким всему-враждебным
артефактом, вряд ли он сохранился б в нашей слабодружелюбной памяти. Тепло и
весна умеют превращать в несуществующее даже самые механистические сущности.
Даже такие, как абстрактная и антигуманная гениальность отдельно взятого
в.м.п.в.и.л.
Впрочем, для особенно жаждущих развития собственного интеллекта был еще один
гений, высочайше дозволеный Советской властью. Товарищ Пушкин. Самым странным в его поведении был отказ от участия в народно-освободительной борьбе. Как это можно было простить? Только за счет гениальности. А если мы точно знаем, что гениальность присуща лишь выдающимся народно-освободительным борцам, тогда как? И прибавим еще, что Рылеев с Радищевым были графоманами, о чем даже самые зачморенные учительницы литературы не могли не проговориться.
Бред. Однако Алексан Сергеич решительно выбивался из этой систематики. Как
нам казалось тогда — исключительно за счет благожелательного отношения к нему
лично самого В.И.Ла. Который только и мог принять А.С.П. в число адекватных
советских гениев. Впрочем, гений А.С.П. был настолько чужд механицизму, что
сохранял в себе загадку даже после дурацкой попытки Дубровского освободить
Машу.
Но погода становится все теплее и теплее, майских дождей еще надо дождаться,
а тутошнее апрельское тепло разливается само, безотносительно всяких
дополнительных обстоятельств.
Этот прекрасный день, день рождения вождя мирового пролетариата Владимира
Ильича Ленина, уже пора признать каким-нибудь иным днем. Хотя бы днем
окончательной весны, днем нашей независимости от погодных условий, днем
простого тепла и случайно играющего гения.