Цивилизация
Памятник советскому солдату, который стоит в центре Таллина, превращается в очередной политический символ. Монумент, очевидно, скоро будет демонтирован. Нет сомнений, что это станет новым поводом для серьезного обострения двусторонних отношений, но главное не в этом. Решение эстонских властей, похоже, станет прецедентом, который вполне может повториться и в других странах бывшего «мира социализма». Конечно, не все из прежних советских союзников столь чувствительны к монументальной пропаганде, однако, без сомнения, найдутся и желающие последовать примеру Таллина.
Поэтому Москве стоит заранее определить свое отношение к подобного рода действиям.
За последнее время мне пришлось несколько раз подряд слышать и читать мнение о том, что России, которая возвращает себе статус великой державы, предстоит ожесточенная «битва за историю». Потому что, мол, наши недоброжелатели ведут дело к тому, чтобы переписать прошлое, представив действия СССР и России в крайне невыгодном и несправедливом ключе, отобрав у нас гордость за славные свершения минувшего. Допустить этого нельзя, поскольку история — это оружие в идеологической и политической борьбе.
Допустим, что приверженцы подобных взглядов правы и история действительно представляет собой поле идейного единоборства. Но вот кому и что необходимо доказывать?
Навязать другой стране и ее народу чужую версию истории невозможно.
Мы можем как угодно относится к тому, как видят собственное прошлое жители стран Балтии или Центральной Европы, но заставить их силой и политическим давлением разделять наши представления не удастся. То есть, конечно, вести профессиональную дискуссию необходимо, более того, ее нужно расширять, избегая идеологических табу и запретных тем. Опыт длительного взаимодействия, например, чешских и немецких историков, которые тщательно разбирают «завалы» взаимного непонимания, обе стороны признают очень продуктивным. Однако совместная работа профессионалов едва ли способна изменить общественные настроения, так что основное бремя ответственности за восприятие истории ложится на политиков и средства массовой информации.
Вопрос в том, какую цель они ставят, формируя эти представления.
Сегодняшняя Россия представляет собой общество, которое лишено глобальных целей и ориентиров.
Перепробовав за прошедшие два десятилетия различные модели развития и идеологические построения, мы во всех из них разочаровались.
Сегодня политика, как и большинство общественных процессов, носит весьма разнородный и противоречивый характер, который чаще всего обусловлен соображениями сиюминутной практической целесообразности и выгоды.
При этом теоретически все вроде бы понимают, что нужна какая-нибудь идеология: как же так — всегда была, а теперь нету. Сооружать ее пытаются из подручных материалов, каковыми часто оказываются атрибуты, заимствованные из различных эпох прошлого. Благо отечественная история столь богата и многообразна, что найти в ней можно практически все что угодно.
Осознание и «преодоление» прошлого считается на Западе необходимым элементом общественного прогресса.
Невероятные успехи европейской интеграции во второй половине XX века показывают, чего можно добиться при правильном подходе к историческому бремени.
За несколько десятилетий в Старом Свете была создана атмосфера, сделавшая совершенно невозможными кровопролитные конфликты, которые столетиями опустошали Европу. При этом нельзя сказать, что кто-то что-то забыл, а народы просто-таки переродились, изменив отношение друг к другу. Европа продемонстрировала весьма прагматичный подход, в котором покаяние (отчасти нравственное, отчасти материальное) сочеталось с готовностью просто вынести за скобки определенные обстоятельства и сделать вид, что они не играют большой роли.
Это касается как межгосударственных отношений, так и примирения внутри стран, переживших междоусобные конфликты. Так, демократическая трансформация Испании после смерти Франко стала возможна только благодаря тому, что представители политических сил, сражавшиеся друг против друга на фронтах гражданской войны, договорились не начинать новую жизнь с выяснения прежних отношений.
Это означало не примирение, а предельно рациональный выбор модели, которая, по мнению обеих сторон, могла наиболее быстрым путем привести страну к успеху.
Процесс национального воссоединения крайне сложно протекал и в Финляндии, ведь гражданская война 1918 года была даже более жестокой, чем испанская. Тут, правда, «помог» Советский Союз: нападение 1939 года сплотило финнов так, как этого не смог бы сделать, наверное, никто. Тем не менее, вплоть до 70–80-х годов прошлого века представление о том, кто был на чьей стороне в противостоянии красных и белых, существовало в сознании общества. Кстати, первая серьезная научная работа о гражданской войне вышла в Финляндии только в 1961 году.
Увлечение историческими аллюзиями в политике крайне опасно, поскольку, как правило, возбуждает эмоции, а не способствует рациональной оценке происходящего.
У каждой нации хватает исторических обид, и всегда найдутся желающие использовать их в текущей политической конъюнктуре.
Опыт показывает, что результат обычно не оправдывает ожиданий.
Вполне понятно, что современной «внеидеологической» России хочется опереться на исторический багаж, тем более что в отечественной истории достаточно по-настоящему славных страниц. Но если уж использовать в политических целях эстонский случай, то не для того, чтобы навязывать собственную правоту соседним или любым иным народам. Если эстонцы предпочитают ставить памятники солдатам, воевавшим во Второй мировой войне на противоположной стороне, это их право.
Уважение к себе и собственному прошлому Россия продемонстрирует, если договорится с Таллином (а если понадобится — и с другими столицами) о передаче памятника на родину и перезахоронении останков солдат, погибших на эстонской или любой другой территории, где их могилы не воспринимаются в качестве святынь.
Именно так повели бы себя Соединенные Штаты, попади они в аналогичную ситуацию, причем сама церемония была бы организована так, что способствовала бы мощному всплеску патриотизма и гордости за свою страну.
Это стало бы весьма полезным действием, направленным на оздоровление собственного общества. А вот то поведение, которое выбрано сейчас, — требования оставить памятник на месте и готовность ради этого применить санкции — ставит целью достижение каких-то внешних целей, достичь которых к тому же едва ли удастся.
Прежде чем учить другие нации истории, России необходимо самой разобраться со своим прошлым.
Потому что пока создается впечатление, что за показным пиететом на самом деле не стоит ничего, либо угадывается сиюминутный политтехнологический интерес.
Принимать всю историю такой, какая она была, гордиться ее славными страницами и стыдиться позорных — казалось бы, чего проще? Но, оказывается, этому тоже приходится учиться.
