Цивилизация
Ликвидация белорусского «нефтяного офшора», как именуют теперь братскую страну московские чиновники, знаменует собой важную веху отечественной политики.
Союзное государство превратилось в анахронизм практически сразу после ухода с политической сцены Бориса Ельцина. Это было совместное предприятие первых президентов обеих стран. И тот и другой имели свои резоны играть в объединение: Лукашенко извлекал в основном экономические дивиденды, Ельцин — политические.
С новым российским партнером — Владимиром Путиным — отношения у батьки не сложились. Тот, в отличие от предшественника, пытавшегося замолить «грех» разрушения СССР, благоговейного трепета перед самой идеей интеграции не испытывал. Тем более платить за нее Кремль эпохи 2000-х годов не собирался. Разговор быстро перешел в предметную плоскость (единая валюта, активы), что Минску не понравилось.
Второй мандат Лукашенко (2001–2006) был отмечен прохладными отношениями двух столиц, однако модель «геополитическая лояльность в обмен на экономические преференции» в целом работала. Но затем российская идеология всепобеждающего прагматизма взяла верх. Стремление Москвы максимизировать бюджетные поступления пересилило желание сохранить в неприкосновенности особые связи с «последним союзником».
Возникает вопрос: а как вообще будут впредь строиться отношения России и Белоруссии? Объединительная мифология, которую обе стороны усердно подпитывали на протяжении десятилетия, себя исчерпала.
Распространить на Минск модель, которую сегодня реализуют с Киевом, то есть отложить в сторону политику и заключать взаимовыгодные сделки по вопросам, представляющим обоюдный интерес, не получится.
Ведь, в отличие от Януковича и даже Ющенко, договориться с Лукашенко практически невозможно.
Еще более странно ставить Белоруссию в ряд недружественных государств, наподобие, скажем, Молдавии. Развязывать полномасштабную торговую войну против страны, которая официально проходит по разряду братских, непоследовательно. При этом Минск не только важен с геополитической точки зрения, но и очень близок Москве идеологически. Едва ли найдется другая страна, в той же степени разделяющая негативное отношение России к НАТО, как Белоруссия.
В Кремле говорят о том, что к Минску предполагается применить «армянский» подход.
То есть льготные цены на газ и иные экономические привилегии будут предоставляться не автоматически на основании союзнического статуса, а в обмен на привлекательные промышленные и энергетические активы.
Помехой этому будет служить, как ни странно, как раз тесная близость Белоруссии к России. Отдавая важные объекты Москве, Ереван тем не менее сохраняет пространство для маневра. Например, может компенсировать экономическое сближение с Россией политическими шагами в направлении США и Европейского союза. Схожая ситуация и у Киева.
Минск возможности для баланса лишен: на Западе Лукашенко пребывает в изоляции, и, пойдя навстречу экономическим пожеланиям России, Белоруссия фактически попадет в полную зависимость от нее.
Кремль оказался в странной ситуации. При президенте Лукашенко серьезные уступки со стороны Минска маловероятны. Он никогда ничего России не отдавал. Конечно, если Москва одновременно изменит систему взимания нефтяных пошлин и резко повысит цену на газ, Белоруссия окажется в очень тяжелом положении. Ответные шаги можно предположить: батька максимально осложнит транспортный транзит через территорию своей страны, потребует пересмотра финансовых условий военного взаимодействия, а также, скорее всего, развернет в Белоруссии масштабную идеологическую кампанию, направленную против России.
Лукашенко трудно рассчитывать на симпатии к нему Запада, однако реакция Брюсселя и Вашингтона на российскую энергетическую жесткость предсказуема. Евросоюз и Соединенные Штаты, без сомнения, выступят хоть и не в поддержку Минска, зато с осуждением попыток Москвы в очередной раз использовать газовый кран в качестве инструмента давления.
В принципе России следовало бы добиваться того, что в американском политическом лексиконе называется «смена режима». Опоры на Западе у Лукашенко нет. Правда, в последнее время, когда его отношения с Москвой обострились, в ЕС зазвучали осторожные голоса: мол, не стоит ли проявить гибкость в отношении «последнего диктатора Европы»? Но Александр Лукашенко, очевидно, понимает, что даже «гибкая» Европа никаких гарантий на будущее ему не предоставит. Кроме того, Вашингтон по-прежнему несгибаем. В общем, если где-то Россия и может рассчитывать на, по крайней мере, нейтральное отношение Запада к своим мерам по смене режима, то это именно Белоруссия.
Тут, однако, начинаются проблемы.
Прежде всего, менять режимы Россия не умеет.
Нельзя сказать, что Кремль ничем подобным никогда не занимался. В тех из постсоветских стран, где власть вообще менялась (в Центральной Азии и Казахстане этого, как известно, еще не происходило), Россия принимала в такой смене активное участие, особенно в 1990-е годы. Эдуард Шеварднадзе в 1992-м, Гейдар Алиев в 1993-м, Леонид Кучма в 1994-м... Все они поднялись на олимп при поддержке Москвы. Последним в этом ряду можно считать Владимира Воронина в 2001 году.
Парадокс заключается в том, что, приводя к власти своих фаворитов, Россия удивительным образом не только не получала ожидаемых дивидендов, но зачастую и обретала в их лице соперников.
В последние же годы изменилась общая ситуация в СНГ, и воздействие на внутреннюю политику соседей Москве дается все хуже. Даже в подконтрольной Абхазии осенью 2004-го случился сбой.
Александр Лукашенко — вообще-то идеальный объект для воздействия внешней «мягкой силы». Режим очевидно антидемократичен, явно нелегитимен после серии антиконституционных референдумов и сомнительных выборов, наконец, весьма уязвим экономически. Но нажим по линии демократии у России ну совсем «не идет». Просто язык не поворачивается. В итоге вопрос о судьбе, например, экс-кандидата в президенты Александра Козулина, отбывающего тюремное заключение, в Совбезе ООН поднимают, хоть и несколько неуклюже (во время дебатов по Ирану), Соединенные Штаты. Россия же дает гневный отпор, горой вставая на защиту официального Минска. А ведь во время белорусской избирательной кампании зимой и весной 2006 года на Западе были убеждены, что Козулин, отказавшийся поддержать прозападного кандидата Александра Милинкевича и расколовший ряды оппозиции, — ставленник Москвы.
Проблема Кремля понятна. Любой другой белорусский лидер — хоть коммунист, хоть националист, хоть даже соратник батьки — будет находиться в совершенно иной ситуации. Изгой не Белоруссия, а лично Лукашенко, так что его уход позволит Западу немедленно радикально изменить подход к Минску. Перед Белоруссией откроются разнообразные возможности, и России сразу придется вступать в острую конкуренцию за братский народ.
Москва, судя по всему, не уверена, что одержит в ней верх, поэтому предпочитает статус-кво.
Впрочем, совместить сохранение стратегического статус-кво с горячим желанием получить максимальную прибыль от продажи энергоресурсов все равно не получится.
