Кажется, уже все, включая и самих американцев, констатировали, что попытки США установить единоличное лидерство в международных отношениях окончились неудачей. Планета вступает в фазу многополярности. Большая часть человечества приветствует перемены, рассчитывая на более справедливое глобальное устройство. Осталось только ответить на вопрос: а как оно будет функционировать?
Мировая система, где действуют несколько основных игроков, – не новость. До холодной войны великие державы противостояли друг другу либо вступали в альянсы – временные и более долгосрочные, узкие и в форме «концерта».
Однако механически перенести принципы, например, XIX столетия в XXI век не получится. Изменилась историческая обстановка. И непонятно, как сочетать национальные интересы, которые так или иначе доминируют в многополярной политике, с необходимостью сообща искать ответы на глобальные угрозы, не признающие ни границ, ни суверенитетов. Возможен ли баланс между великодержавным эгоизмом и ответственностью за мир в целом?
На уровне общих заявлений все согласны с необходимостью проявлять глобальную ответственность. Как только дело доходит до конкретных проблем, затрагивающих чьи-то интересы, взаимопонимание исчезает.
Яркий пример – иранская коллизия. Поездка Владимира Путина на прикаспийский саммит в Тегеран вызвала волну публикаций с рассуждениями о том, какую, собственно, роль Москва играет в урегулировании ядерной проблемы.
На Западе распространена точка зрения, что Россия тормозит усилия «цивилизованного мира» по принуждению Тегерана к отказу от ядерной программы. Официальные лица сожалеют, менее официальные, наподобие конгрессменов или СМИ, клеймят Кремль за то, что он берет под защиту воинственных мулл и их бесноватого президента. А тут еще категорическое «нет» американской системе ПРО, той самой, что, по версии Вашингтона, направлена против иранской угрозы. Делается логичный вывод, что Путин продолжает выстраивать антизападную ось, взаимодействуя с самыми неприятными для США и их союзников режимами.
Прежде чем блистать идеологизированными штампами стоит, как любит говорить президент России, отделить мух от котлет. К «мухам» относится стремление отечественного ВПК чего-нибудь быстренько заработать, пользуясь сомнительным статусом Ирана.
Россия иначе, чем Запад, оценивает сущность иранского режима. В Израиле, США и отчасти Европе подозревают, что Иран – непредсказуемое клерикальное государство, способное на все ради религиозных химер. И ядерное оружие ему нужно, чтобы распространять «истинную веру». Москва полагает, что наследники персидской цивилизации прежде всего заинтересованы в подтверждении статуса региональной державы, тем более что мир грядет многополярный. И бомба нужна для этого, а не чтобы немедленно объявить ядерный джихад.
Даже если российская трактовка имеет основания, не стоит продавать оружие стране с подобной международной репутацией и неясными устремлениями.
Бушер – куш, конечно, больше, не столько данная АЭС как таковая, сколько способность зацепиться за потенциально привлекательный рынок. Но и тут вопрос политических издержек первостепенен.
Далее переходим к «котлетам».
Оказывается, что линия раздела проходит не совсем по линии «Россия – за Иран, Америка и Европа – против». Между Москвой и Парижем, например, есть взаимопонимание о том, что никак нельзя допустить военное решение проблемы, которым угрожает Вашингтон. Правда, Россия и Франция расходятся в средствах. Париж считает, что надо оказать на Тегеран максимальное политическое давление, дабы принудить его к отступлению и тем самым избежать силового сценария. Москва полагает, что иранцев надо «конструктивно вовлекать», а давить бессмысленно, поскольку это приведет к противоположному результату.
Помимо России, в «пятерке», которая занимается иранской проблемой, есть еще одна страна, которая не в восторге от перспективы ужесточения санкций. В 2006 году Германия экспортировала в Иран товары на сумму около $6 миллиардов (весь товарооборот России и Ирана – 2 миллиарда), до недавнего времени крупнейшие немецкие банки и ведущие машиностроительные компании активно участвовали в проектах с Ираном. Правда, под давлением США немецкий бизнес вынужден сворачивать деятельность, но делает он это крайне неохотно. На недавней экономической конференции в немецком Дармштадте, посвященной Ирану, участники выражали опасения, что их нишу на иранском рынке немедленно заполнят китайцы. КНР постепенно вытесняет Германию с позиции основного торгового партнера Тегерана. И хотя канцлер Ангела Меркель на совместной пресс-конференции с Владимиром Путиным заявила о возможном ужесточении санкций, германский МИД занимает намного более осторожную позицию.
Свои экономические интересы есть и у Франции, однако руководителям ее внешней политики сейчас не до того. За несколько месяцев Николя Саркози и его министр иностранных дел Бернар Кушнер продемонстрировали невероятную активность на Ближнем и Среднем Востоке, озадачив, прежде всего, Вашингтон. Саркози считается проамериканским, и действия Парижа вроде бы направлены на то, чтобы помочь заокеанским союзникам разрешить их проблемы в регионе. Однако довольно трудно понять, что конкретно Франция собирается делать с Ираном, Ираком или Ливаном, помимо производимого шумового эффекта.
Вообще, маневры вокруг иранской ядерной программы превратились в удивительную ярмарку тщеславия великих держав.
Самую последовательную и по-своему принципиальную позицию занимают Соединенные Штаты, от этого, правда, не легче. Все остальные преследуют какие-то свои цели, пытаясь предстать очень благородными и упрекая партнеров в скрытой корысти. Не стоит забывать, что в тени присутствует Пекин, который не спешит вмешиваться в околоиранскую интригу, но наращивает свое экономическое присутствие.
Свои выводы делает и Иран. С его точки зрения, Москва и Запад в очередной раз разыгрывают некую партию, используя Тегеран в качестве «разменной» пешки. Россия вообще оказалась в странных клещах. Запад очень недоволен позицией Кремля по Ирану, но российско-иранские отношения в целом ухудшаются. В Тегеране рассуждают о том, что на русских полагаться нельзя: договоренности по достройке Бушера и поставкам топлива не выполняют, а предложения американцам использовать РЛС в Габале и Армавире – и вовсе явный вызов.
От игр, которые разыгрывают великие державы, в нынешней ситуации общемирового разнобоя выигрывают не они, а как раз режимы, подобные иранскому, – изворотливые, амбициозные и целеустремленные.
Но великие не желают в это верить, потому что им приятно думать, что решают все по-прежнему они. Взаимодействие же Тегерана и Москвы напоминает игру, кто кого использует, причем каждая сторона считает, что останется в плюсе.
Интеллигентный иранский профессор, с которым мне довелось недавно беседовать, поинтересовался: «А почему, собственно говоря, рассуждая о многополярности и о появлении на мировой арене новых «центров силы», российские представители никогда не упоминают среди них Иран?».
Может, зря мы радуемся наступающей многополярности?