Цивилизация
Похоже, что последние недели президентства Владимира Путина будут отмечены очередной корректировкой имиджа российской внешней политики.
Пребывание в Москве двух американских министров оставило в воздухе ощущение вежливой благожелательности. Стороны изо всех сил старались демонстрировать конструктивный подход и излучать сдержанный оптимизм. Во всяком случае,
и российские, и американские представители давали понять, что не хотели бы ввязываться в новый обмен уколами.
Вероятная поездка уходящего главы государства на саммит НАТО в Бухаресте станет, судя по всему, его последней крупной внешнеполитической акцией, которая увенчает восьмилетнее пребывание в должности.
Маловероятно, чтобы в Румынии Путин намеревался произнести нечто, подобное мюнхенской речи.
Во-первых, повторение уже не возымеет эффекта – прошлогодний экспромт поразил всех именно потому, что никто не ожидал ничего подобного. Во-вторых,
завершение столь приметного президентства требует величественной концовки с философским оттенком, то есть от государственного деятеля требуется некое фундаментальное видение, а не текущее выяснение отношений.
Владимира Путина трудно заподозрить в том, что он не думает о своем месте в истории России. И, как представляется, именно поэтому он должен быть сейчас заинтересован в том, чтобы «последнее слово» на международной арене отличалось от той атмосферы, что сложилась в последние год--полтора. Спору нет, российское внешнеполитическое поведение вызывает горячее одобрение граждан. Согласно результатам опроса, проведенного в декабре 2007 года по заказу британской вещательной корпорации «Би-Би-Си», россияне практически полностью одобряют действия президента – 86% «за» и только 4% «против». А «Левада-центр» отметил резкий рост за год – с января 2007 по январь 2008 года – числа тех, кто полагает, что у страны есть продуманный курс на международной арене.
Однако, на самом деле, подобная ситуация отражает не столько осознанную поддержку курса главы государства, сколько сегодняшний настрой российского общества, истосковавшегося по внешним проявлениям независимости и силы. Что легко объяснимо, учитывая события предшествующего периода.
Настрой, однако, – вещь переменчивая. И через несколько лет, не говоря уже о десятилетиях, едва ли кто-то сможет воскресить в сознании чувства и ощущения, которые испытывает теперь. Ведь, несмотря на все заклинания о приверженности собственной истории и традициям, Россия – страна с короткой исторической памятью. К тому же с исторической памятью, подверженной конъюнктурному воздействию.
Конечно, яркие жесты запоминаются. Но они не всегда они отражают реальную роль и вклад того или иного государственного деятеля в развитие страны.
Кто помнит сейчас, по какому поводу Никита Хрущев стучал ботинком по трибуне ООН? Наверняка, только специалисты. Между тем непосредственно перед этим инцидентом 12 октября 1960 года советский лидер произнес яркую и убедительную речь о необходимости поддержки народов, страдавших или страдающих от колониального гнета.
Сегодня, когда никто, в том числе и бывшие метрополии, не оспаривает пагубность колониализма, выступление Хрущева читается как весьма прогрессивный документ. Но символом хрущевского вклада в мировую политику стал пресловутый ботинок, которым темпераментный советский руководитель вооружился, услышав призыв выступавшего следом филиппинского представителя дать свободу и народам Восточной Европы. И башмак, по сути, перевесил все, что Никита Хрущев совершил на международной арене. В историческом восприятии запечатлелся образ забавного, несколько карикатурного скандалиста.
Столь экстравагантного поступка Владимир Путин, конечно, не совершал, но свойственная ему саркастическая стилистика и эмоциональный напор тоже во многом заслонили собой суть высказываний.
Для закрепления своей роли в российской внешней политике Путину явно не хватает выступления, которое могло бы претендовать на место в учебниках не благодаря шумовым эффектам, а по своему содержанию.
За 20 последних лет Москва не могла похвастаться тем, что внесла концептуальный вклад в осмысление мировых процессов. Собственно, из отечественных политиков с чем-то подобным выступил только Михаил Горбачев в декабре 1988 года. С трибуны ООН он представил всеобъемлющее видение «нового мирового порядка», призвав к перестройке всей системы международных отношений на основе «общечеловеческих ценностей». Эта идея была годом раньше изложена в книге «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира».
К рассуждениям Горбачева можно относиться по-разному, однако это была выстроенная идея, к несчастью, опередившая свое время. В тот момент
слова «странного» советского генсека об «общечеловеческом» воспринимались на Западе с радостью, но и с недоумением. Еще не закончилось идеологическое и военно-политическое противостояние, так что Михаил Горбачев представлялся не то наивным идеалистом, не то хитроумным лицемером.
Некоторые, тем не менее, считают, что именно тогда и был упущен шанс на то, чтобы заложить основы «нового порядка». Когда же через несколько лет «общечеловеческие ценности» вошли в международный обиход, они служили уже не объединяющим, а разъединяющим фактором, превратившись в идеологическое достояние победителей холодной войны…
Как бы то ни было, с той поры концепций, предлагающих способы если не изменения, то хотя бы осмысления окружающего мира, в России не производилось. Оно и понятно – было явно не до того. Нет уверенности, что интеллектуально Москва готова к этому и сегодня. Теперь, однако, наступил подходящий момент. Путин уже не так, как раньше, связан внешнеполитической рутиной, он может абстрагироваться от личных эмоций, которые испытывает к конкретным лидерам, странам и организациям. Собственно говоря, у него есть возможность четко объяснить – чего он хотел, чего добился и почему результат отличается от целей, ставившихся изначально. Причем сделать это не в привязке к отношениям России и НАТО, которые увязли во взаимных стереотипах, а сквозь призму глобальных проблем.
Это, кстати, задаст планку и для следующего президента. Лозунг Дмитрия Медведева – преемственность. Именно с ним он стал президентом и вряд ли сможет (и захочет) в обозримой перспективе отказаться от такого подхода. Но что станет предметом внешнеполитической преемственности?
Сейчас символом курса Путина является мюнхенская речь – отчаянная, на грани фола попытка заставить Запад обратить внимание на интересы и позиции России.
(Хрущев, кстати, стучал ботинком тоже для того, чтобы привлечь внимание председательствующего и добиться слова) Но если финальной точкой президентства станет продуманное и содержательное выступление на саммите НАТО в Бухаресте, то и преемственность окажется иной.
Общение Владимира Путина «с вечностью», возможность для которого дает форум в Румынии, может спугнуть какой-нибудь План действий по членству в НАТО для Украины. И это будет печально. Потому что тогда мы, скорее всего, услышим нечто похлеще мюнхенской речи.
