Цивилизация
Новая система власти оказала неожиданное воздействие на российскую международную деятельность. Создалась (возможно, ненадолго) ситуация, когда есть два высших руководителя, обладающие практически равным политическим весом. Один в силу должности, другой в силу личного авторитета. И пока все гадают, кто – президент или премьер – теперь главный по международным делам, общая активность возросла. Ведь
сколько бы ни было «голов» у внешней политики России, физических «тела» у нее сейчас точно два. И это создает уникальную возможность – наглядно продемонстрировать ту самую «многовекторность» российского курса, которая давно провозглашается в официальных документах.
С первым визитом Дмитрий Медведев отправился в Казахстан и Китай, в чем все усмотрели сигнал смены приоритетов. Но Владимир Путин в то же время поехал в Минск на встречу глав правительств СНГ, а потом полетел во Францию, где его принимали по самому высшему разряду. Медведев выступил в Пекине с лекцией, которую все тут же бросились внимательно изучать. Путин дал интервью Le Monde, и оно привлекло даже больше внимания, чем его высказывания в прежнем статусе.
С европейским дебютом президент отбывает в Германию один, как и на неформальную встречу глав государств СНГ в Санкт-Петербурге. Зато на саммите Россия – Евросоюз в Ханты-Мансийске он будет вместе с премьер-министром. Потом уже большая презентация нового лидера на «Большой восьмерке» в Японии с заездом в пару мест по пути. Глава государства в это время, ясное дело, тоже на месте сидеть не будет.
Есть и дополнительный инструмент «тонкой дипломатической настройки» – в некоторые столицы шеф кабинета министров не едет, хотя мог бы. Как сейчас, например, в Ригу на заседание Совета государств Балтийского моря, где Россию представляет не горячо ожидавшийся там Путин, а его первый заместитель Игорь Шувалов.
Придерживаются ли два руководителя жестко согласованной линии поведения – судить рано. Вполне возможно, что на этом, самом начальном, этапе сосуществования каждый из них просто стремится заявить о себе как о внешнеполитическом субъекте. Благо, пост премьера, даже если его занимает не столь весомая фигура, как Путин, дает его обладателю законное право на международную повестку дня. Да и оснований для разногласий пока нет – Медведев еще только знакомится с миром, а Путин в рамках лелеемой всеми «преемственности» к всеобщему удовлетворению продолжает то, чем занимался раньше.
Само по себе расширение физического присутствия Москвы на глобальной арене – вещь полезная. Современное положение дел в мире характеризуется повышенной скоростью изменений, расшатыванием привычной институциональной структуры и растущей конкуренцией между участниками международных отношений. В такой ситуации активность приобретает особое значение. Возможности (как, впрочем, и угрозы) возникают неожиданно, и крайне важна способность быстро ни них откликаться.
Наличие двух субъектов внешней политики, гибко реагирующих на происходящее, может дать дополнительные инструменты и отчасти компенсировать слабости на других направлениях, например, отставание по военно-политическому и экономическому потенциалу.
Это, правда, возможно только в том случае, если оба субъекта слаженно взаимодействуют в рамках общего курса. Пока нет оснований ожидать, что разногласия вспыхнут между самими главным действующими лицами. Опасность, однако, исходит не от них, а от той политико-экономической среды, которая существует в российском государственном аппарате в целом.
Внешняя политика любой державы представляет собой равнодействующую множества векторов. Пресловутые «национальные интересы», на верность которым принято присягать, есть продукт воздействия различных конкретных факторов – от традиционного для данной страны понимания, как строится миропорядок и обеспечивается безопасность, до интересов могущественных бизнес-лобби и устремлений граждан. Насколько влияет каждый из факторов, зависит от формы общественно-политического устройства, интегратором же выступает государственный аппарат. Соответственно, степень реализации национальных интересов напрямую определяется именно качеством национальной бюрократии.
Неэффективность и коррумпированность российской бюрократической машины в особых представлениях не нуждается. Несмотря на централизацию последнего периода, роль разнообразных интересов (отнюдь не национальных) в формировании государственной политики не уменьшается, а скорее наоборот. Даже в условиях «вертикали власти» лоббистские проявления очевидны, как и их влияние на общий курс.
Появление двух «центров», сколь благими намерениями они бы ни руководствовались, открывает для лоббистов новые возможности, и международная деятельность, конечно, не исключение.
Сам факт, что, помимо профильного министерства и соответствующего подразделения президентской администрации, возникает еще и аналогичная структура в аппарате правительства, расширяет диапазон действий по влиянию на внешнеполитический курс.
Другая сложность – неспособность конвертировать общие международные успехи в конкретный выигрыш. За восемь лет президентства Владимира Путина глава государства несколько раз пробивал «стену» во взаимоотношениях с внешними партнерами, но впоследствии это ничем не заканчивалось, а «брешь» зарастала обратно.
Часто это было связано с объективными проблемами, например, из-за общей неготовности мировой среды к реальным прорывам. Но немало случаев и другого рода. Косность и неповоротливость госаппарата, который, по идее, должен был бы устремляться в появившуюся брешь и закреплять достигнутое, сводили на нет потенциал перемен. Временами обещанный успех подменялся его имитацией. Пример локальный, но характерный: громко заявленная цель безвизового сообщения с Европейским союзом усилиями чиновников воплотилась в смягчение условий получения виз для них самих и еще пары особых категорий граждан.
Диверсификация внешнеполитических «таранов» (в этом качестве теперь могут выступать и Путин, и Медведев) чревата и тем, что проблема координации действий на аппаратном уровне еще усугубится.
Сложившаяся властная конструкция пока создает впечатление переходной. Если это так, то, скорее всего, всей полноты вышеописанной проблемы мы осознать не успеем – во внешней политике образуется четкий центр, на который все и будут ориентироваться. Хотелось бы, чтобы этому не предшествовали конфликты между главными действующими лицами – в международной деятельности они особенно разрушительны.
