Размер шрифта
А
А
А
Новости
Размер шрифта
А
А
А
Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

Обещанного уже не ждут

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»

Министр иностранных дел Польши Радек Сикорский сказал в интервью британской Financial Times, что президенту Белоруссии Александру Лукашенко пора начать переговоры о мирной передаче власти. Ему, мол, надо брать пример не с Каддафи или Мубарака, а с последнего коммунистического президента Польши Войцеха Ярузельского, который в 1989 году сел за «круглый стол» с «Солидарностью» и согласовал условия переходного периода.

Заявление примечательное. Оно заставляет задуматься о том, чем современная ситуация в мире, которую часто сравнивают по масштабу изменений с революционным смерчем в Европе в конце 1980-х годов, отличается от того времени.

Способность отказаться от власти – одно из качеств, которое является индикатором масштаба политического деятеля.

В демократической системе вопрос решается почти автоматически, хотя и там далеко не всем руководителям удается уйти вовремя и красиво. Что же касается систем недемократических, в которые не встроены универсальные механизмы смены власти, там на первый план выдвигаются личные качества руководителя, наличие у него политического чутья и чувства реальности, что обычно обратно пропорционально сроку, проведенному на вершине.

Хрестоматийный пример – премьер-министр Португалии Антонио Салазар. Он возглавлял страну 40 лет и под конец жизни впал в столь плачевное состояние, что соратники предпочли попросту оставить его в неведении об отстранении от власти, позволив умереть в иллюзии.

Очень немногие из авторитарных руководителей оказываются в состоянии добровольно и осознанно уйти с высшего поста, подготовив себе замену. Такими стали, например, «заклятые друзья» Ли Куан Ю и Мохаммад Махатхир, премьер-министры Сингапура и Малайзии. Плавный переход к демократии осуществили южнокорейские президенты — генералы Чон Ду Хван (при нем началась постепенная либерализация) и Ро Дэ У.

В Азии вообще серьезно восприняли уроки европейских потрясений конца 1980-х годов, главным из которых была признана необходимость сменяемости руководства.

Китай не свернул на путь демократии, но еще при Дэн Сяопине был заложен неформальный принцип двух сроков для председателя КНР, который с тех пор соблюдается. Тогда же в отставку ушел чилийский диктатор Аугусто Пиночет, гарантировавший себе неприкосновенность и базовую преемственность курса.

Как ни странно, весьма редки случаи наследования власти (монархии, естественно, не в счет). Есть примеры Индии с многолетним правлением клана Неру--Ганди и Шри-Ланки с прихотливыми рокировками в семье Бандаранаике--Кумаратунга, но тамошние модели скорее являлись «управляемыми демократиями», чем полноценными авторитарными режимами. Сын Ли Куан Ю стал премьер-министром, как и его отец, но не сразу, а после довольно длительного перерыва. Сыновья автократов напрямую получили власть в Сирии и Азербайджане. Аналогичные планы в Египте и Ливии стали катализаторами того, что случилось в этих странах в этом году.

Однако кроме здравого смысла конкретного руководителя есть и другие обстоятельства, которые приобретают решающее значение, если смена производится в экстренном порядке. Это наличие альтернативы и надежность гарантий уходящему вождю.

Согласие Ярузельского на передачу власти помимо всего прочего было обусловлено тем, что его собеседниками за «круглым столом» оказалась хорошо организованная и вменяемая политическая сила. Организованность была важна не только для того, чтобы «Солидарность» могла единым фронтом добиваться своего, но и для того, чтобы у противоположной стороны сложилось впечатление, что она имеет дело с серьезным объединением, способным выполнять договоренности. Иными словами, помимо ответственности власти необходима ответственность тех, кто идет ей на смену.

Вопрос о том, есть ли подобная сила или хотя бы предпосылки для ее появления в Белоруссии, открыт. До сих пор оппозиция не демонстрировала ничего, что позволило бы предположить, будто она способна сыграть роль, аналогичную польской «Солидарности». Но если в Минске на это есть хотя бы надежда, то на Ближнем Востоке ответ, по сути, уже дан – отрицательный. Египет удерживается на грани управляемости не благодаря ответственности противников Мубарака, а исключительно из-за того, что реальную власть перехватили военные. Ливийские повстанцы, неспособные победить Каддафи даже при поддержке самого сильного военно-политического альянса мира, уже начали вместо этого бороться друг с другом за власть и деньги. Аналогичная ситуация в Сирии. Применение тяжелой военной техники против участников протестов и растущее число жертв отвращают от поддержки режима даже его покровителей, наподобие России и Китая. Но это не отменяет факта, что с противоположной стороны тон задают радикалы разных мастей, победа которых наверняка приведет к еще более кровавому межэтническому и межконфессиональному хаосу.

Что может заставить диктатора, даже если он задумывается об уходе, полагаться на заверения подобных визави? В такой ситуации встает вопрос о внешних гарантиях. А с этим сегодня совсем беда. Хосни Мубарак 30 лет верой и правдой служил интересам США, у которых не нашлось не то что желания его защищать, но даже хотя бы одного доброго слова вслед. Тем более от него открестились собственные военные, которые решили, что экс-президент, какими бы заслугами перед национальной армией он ни обладал, является теперь для нее обузой. 83-летний старик, предстающий перед судом на больничной каталке, – убедительное доказательство того, что после капитуляции рассчитывать на снисхождение не приходится. И Муамар Каддафи, и Башар Асад урок выучили.

В середине 1990-х в уже демократической Южной Корее к высшей мере наказания был приговорен Чон Ду Хван, Ро Дэ У получил очень длительный тюремный срок. Под давлением Соединенных Штатов приговоры были смягчены, потом обоих экс-лидеров помиловали. Хосни Мубараку при самом неблагоприятном ходе событий тоже грозит смертная казнь. Заступится ли Вашингтон за него в этом случае?

Двадцать лет назад, хотя мир только выходил из жесткой идеологической конфронтации, политики обладали большим пространством для маневра. Диктаторы могли полагаться на обещания, а представители цивилизованного мира считали возможным их давать.

С тех пор моральные основы в политике значительно окрепли: циничные сделки больше не в чести, а нарушителей прав человека, независимо от статуса, ждет справедливый Международный уголовный суд. Прогресс налицо. Но в результате почему-то ситуация на местах резко обостряется, противостоящие стороны радикализуются, гуманитарные интервенции превращаются уже даже не в полноценные войны, а нечто удивительное на стыке трагедии и фарса, как мы уже скоро полгода наблюдаем в Ливии. К тому же проблема двойного стандарта становится вопиющей и неразрешимой. Вмешиваться везде невозможно, а избирательное вмешательство общую ситуацию только запутывает.

По сравнению с тем, что было на излете «холодной войны», поиск выхода из кризисных ситуаций осложнился. Что в общем-то логично: когда рассыпается мировая система, все инструменты перестают работать. И правосудие не исключение.