Размер шрифта
А
А
А
Новости
Размер шрифта
А
А
А
Газета.Ru в Telegram
Новые комментарии +

Не любите их черненькими

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»

На протяжении тех пяти с половиной лет, что Россией руководит Владимир Путин, окружающий мир пережил целую серию катаклизмов, повлиявших и на позиции нашей страны, и на отечественную внешнюю политику. Есть, однако, как минимум одна крупная проблема, к разрешению которой международное сообщество с 2000 года практически не продвинулось. Это отношение к так называемым странам-изгоям (обозначение, принятое в администрации Билла Клинтона), они же «ось зла» (название, изобретенное уже при Джордже Буше), они же безответственные и непредсказуемые режимы (обиходное наименование).

Сейчас уже подзабылось, что первым внешнеполитическим шагом Путина, который вызвал широкий резонанс, был визит в Пхеньян летом 2000-го. Это уже позже глава России провозгласил европейский выбор и посмотрел в глаза американскому коллеге Бушу. А начиналось все с сенсационной поездки к Ким Чен Иру. Западная пресса поспешила тогда заподозрить бывшего полковника КГБ в том, что он сделал ставку на реставрацию дружбы с прежними союзниками СССР. Однако специалисты усматривали в этом вполне понятное и полезное остальному миру стремление Москвы использовать оставшееся у нее влияние на находящиеся в изоляции режимы, заняв нишу посредника между ними и Западом. Проблемы коммуникации Багдада, Пхеньяна, Тегерана с международным сообществом были связаны с тем, что вышеозначенные столицы подозревали в коварных замыслах весь «цивилизованный мир», последний же категорически не желал доверять «изгоям», не понимая логики их действий и заявлений.

Посещение российским президентом Северной Кореи, откуда он с «весточкой» от Ким Чен Ира приехал прямиком на окинавский самитт «большой восьмерки», расценили как исторический прорыв. Наконец-то, мол, найден настоящий «добрый следователь», с помощью которого удастся развязать корейский, а там, глядишь, и остальные узлы.

Прошло больше пяти лет, а ситуация только усугубилась. Иран, избравший себе молодого агрессивного президента, стоит на пороге обретения ядерного оружия. Северная Корея продолжает то пугать всех зубодробительной риторикой, то сигнализировать готовность договориться с Соединенными Штатами. Саддама Хусейна, главного из раздражителей, у власти уже нет, однако иракский «узел» разрубили в итоге по самому неблагоприятному военному сценарию. При этом язык не поворачивается сказать, что проблема Ирака тем самым решена — не оставляет чувство, что основная головная боль еще впереди.

Россия при всем этом пребывает в очень странном положении. Ее отчаянные попытки как-то повлиять на соответствующие режимы ни к чему не приводят.

Ни личное участие политического тяжеловеса Евгения Примакова, который накануне войны уговаривал своего старого знакомца Саддама уйти по-хорошему, ни многочасовые обеды полпреда Константина Пуликовского с Ким Чен Иром, ни активное взаимодействие Москвы и Тегерана по «мирному атому», по сути, не оказывают никакого воздействия на ход событий. Титанические усилия российских дипломатов в ООН тоже пропадают втуне. Когда Совбезу, как в случае с Ираком, удается заблокировать силовые действия, они просто-напросто осуществляются в обход ООН. То, что казалось политическим капиталом России, на самом деле сильно девальвировано.

За истекшее время мир стал свидетелем перерождения только одного «изгоя».

Лидер ливийской революции Муамар Каддафи, на которого большое впечатление произвело силовое свержение Саддама, «купил» себе нормальную репутацию. Ливия заплатила европейским жертвам организованных ею терактов, а Соединенным Штатам сдала всю сеть нелегальных поставщиков ядерных компонентов. В результате западный бизнес бросился в богатую углеводородами Джамахирию, а многолетняя политика России, которая вела диалог с изолированным и загнанным в угол режимом, закончилась ничем.

Вообще, надежды укрепить собственные позиции и репутацию за счет особого взаимодействия с «изгоями» безосновательны.

Во-первых, потому, что они, возможно, не желая того, постоянно подставляют партнера. Во-вторых, как только появляется шанс выйти из изоляции, они устремляются не к тем, кто реально пытался им до этого помочь, а к самым сильным и влиятельным.

К несчастью, неполиткорректное определение «страны-изгои» отражает не столько произвол Вашингтона, который по собственному желанию навешивает ярлыки на суверенные страны, сколько суть режимов, не желающих действовать в рамках общепринятых правил. Те, кто призывает снисходительно относиться к экстравагантным политическим выходкам любимого руководителя КНДР или молодого и горячего президента Ирана, утверждают, что их риторику следует правильно истолковывать. Это не угрозы и агрессивные намерения, а просто такая форма изложения мыслей. Не надо, мол, понимать все буквально, ритуальные заявления — лишь дань местной политической культуре, реальная же политика базируется на куда более прагматических основаниях.

Судя по всему, подобные утверждения во многом справедливы.

«Изгои» действительно искренне страдают от непонимания, но при этом не могут смягчить свое поведение.

К тому же любая закрытая система формирует собственный образ мира, как правило, очень далекий от реальности. Ветеранам отечественной дипслужбы прекрасно известно, как работает пропагандистская машина тоталитарного идеологического государства. Лозунги живут самостоятельной жизнью, и самая профессиональная работа по достижению неких деликатных договоренностей оказывается бессмысленной, потому что в какой-то момент она упирается в незыблемость пропагандистского стереотипа. Причем речь идет именно о стереотипах, а не о принципах или национальных интересах, от которых нельзя отступить.

В 1990-е годы, когда Москва положила много сил на то, чтобы смягчить международную политику в отношении Багдада, российские дипломаты в неформальных беседах сетовали, насколько трудно выступать на стороне иракцев. Смесь недоверия, амбиций, идеологических догм и самодурства высшего руководителя приводила к тому, что сложные комбинации, которые друзья Ирака пытались осуществить в их интересах, сами же иракские представители разрушали одним трескучим заявлением.

В конечном итоге раз за разом оказывалось, что «парии» по-настоящему понимают только язык силы.

Правда, нет никакой гарантии, как и в случае с Ираком, что разговор на этом языке в результате приведет к благополучному разрешению проблемы, скорее наоборот. Но самое неприятное в том, что ничто другое практически не срабатывает.

Вывод следует малоутешительный: конфликты, в которые вовлечены непредсказуемые антидемократические режимы, почти неразрешимы. Не потому, что с ними в принципе невозможно ни о чем договориться. В принципе, наверное, можно, но подобная договоренность до такой степени подвержена влиянию иррациональных факторов, что у сильных мира сего (читай — Вашингтона) просто не хватает элементарной выдержки.

Если бы существовала сила, способная играть роль психотерапевта, это было бы крайне полезно.

Но занятие это, как показывает практика, крайне неблагодарное и очень часто бессмысленное.