Цивилизация
Для того чтобы окончательно выяснить отношения с Россией, грузинское руководство выбирает странные моменты. В прошлый раз желание президента Саакашвили развить аджарский успех и сменить режим в Южной Осетии совпало с самой горячей стадией шиитского восстания в Фаллудже. США стояли на грани новой полномасштабной войны на территории Ирака, и вооруженный конфликт на Кавказе Вашингтону был удивительно некстати. В частных беседах американские дипломаты потом говорили, что им пришлось жестко осадить горячего союзника, который, естественно, рассчитывал на как минимум моральную поддержку из-за океана.
Нынешний виток российско-грузинского противостояния тоже трудно назвать своевременным. Мировые державы ищут ответ на иранский вызов, причем в процессе этого поиска Россия действительно играет важную роль. Ближний Восток кипит — то ли от праведного гнева, то ли в результате спланированной демонстрации силы со стороны ряда режимов. Антиевропейская кампания бьет ЕС по самому больному — по энергобезопасности. Только правительства Старого Света, встревожившись из-за российско-украинских загогулин, вознамерились взяться за газовую диверсификацию, как потенциальная альтернатива (Катар, Алжир, тот же Иран) напомнила о собственной взрывоопасности. Вот и выбирай, что надежнее — «неоимперская» Россия или «зеленеющий» Ближний Восток…
На этом фоне игра Тбилиси выглядит особенно рискованно. Грузия ведет себя в отношении России так, словно уверена в собственных тылах: если что, западные покровители прикроют.
Конечно, в том, что касается моральной поддержки, все в порядке — и в европейских столицах, и за океаном молодую грузинскую демократию заверяют: мы на вашей стороне. Однако как только дело доходит до конкретики, слова повисают в воздухе.
За последние месяцы автору этих строк не раз приходилось присутствовать на международных мероприятиях, где разнообразные грузинские представители срывали овации, клянясь в верности европейскому выбору и призывая ЕС проявить ответственность в отношении стран Южного Кавказа. В ответ звучали проникновенные слова о том, сколь важно и нужно Старому Свету, что «революция роз» вдохновлялась европейской моделью.
При этом, произнося красивые фразы, все понимают: даже в весьма отдаленной перспективе членство в Европейском союзе южнокавказских государств (а о приверженности европейскому пути не менее горячо говорят и посланцы Армении) не рассматривается. Уж тем более бессмысленно говорить на эту тему в обозримом будущем: ЕС и так с трудом переваривает расширение. А любая другая форма отношений с Евросоюзом, кроме полноценного участия, проблемы новой глобальной идентичности Кавказа не решает.
С НАТО ситуация иная — вступление в альянс возможно и достижимо. Во всяком случае, и Армения, и Азербайджан при желании могут сделать это довольно быстро, причем их одновременное присоединение даже способно стать фактором стабильности (в свое время натовская дисциплина заставила умерить взаимные страсти Турцию и Грецию). Правда, Баку и Ереван о членстве в НАТО особенно громко не заявляют, в отличие от Тбилиси, где такая цель поставлена на официальном уровне.
Но именно на пути Грузии в североатлантический блок возникают серьезные барьеры: едва ли лидерам этого объединения улыбается перспектива принять государство, имеющее на своей территории два тупиковых этнических конфликта, в которые глубоко вовлечена Россия.
Конечно, готовность члена НАТО Латвии и кандидата в члены Украины заменить российских миротворцев весьма похвальна, однако что-то подсказывает, что стремление руководства альянса брать на себя ответственность за поддержание мира на Кавказе остается весьма умеренным. Даже несмотря на поиск новой стратегической миссии, утраченной после окончания холодной войны.
Грузия крайне уязвима. И дело даже не в том, что Москва, судя по всему, твердо решила воспользоваться предстоящим косовским прецедентом как путеводной звездой в отношениях с соседями.
Просто Тбилиси, яростно вырывающийся из объятий северного соседа, оказывается головной болью для тех, кто по идее должен был бы взять Грузию под свою опеку.
Конечно, в противостоянии с Москвой тбилисской власти гарантированы самые теплые симпатии «цивилизованного мира». Но вот реальная поддержка и, самое главное, ответственность за происходящее…
Ответственность — это ключевое слово для той части мира, которую теперь уже считается неполиткорректным называть постсоветским пространством. Понятие ответственности оказывается намного важнее всех остальных. Россия больше не субсидирует Украину, Грузию и Молдавию поставками газа по льготным ценам. Чем бы это ни было обусловлено, оспаривать это практически невозможно. Однократно Тбилиси может закупить порцию газа из Ирана по бешеным ценам. А постоянно? Готов кто-то взять на себя груз постоянной поддержки «освободившихся» стран, а в случае Грузии и реального национального строительства в условиях враждебности со стороны главного соседа? Явных желающих не видно.
Иными словами, вытеснить геополитического конкурента из того или иного региона — это одно. Освоить данный регион, превратив его в самостоятельно функционирующий или взяв на содержание, — совершенно другое.
Ответственность — ключевое понятие и для России. Судя по последним заявлениям президента Путина, об универсальности косовского прецедента и о необходимости «собирания людей», территориальная целостность Грузии вполне может утратить в глазах российского руководства статус «незыблемой». Признание суверенного Косово действительно открывает ящик Пандоры вне зависимости от позиции Москвы. А вот станет Россия этим пользоваться или нет — вопрос выбора.
Нужно очень четко понимать, что перекраивание географической карты на Кавказе имеет два сценария. Согласно одному из них, Россия, как единственный крупный игрок из реально вовлеченных в ситуацию, окажется основным победителем и сможет прирасти новыми территориями, поскольку понятно, куда будут тяготеть и Южная Осетия, и Абхазия. Соблазн велик.
Но вот согласно второму сценарию, окончательное отделение мятежных автономий даст такой импульс процессам на российском Северном Кавказе, справиться с которым Москва уже не сможет.
Если отвлечься от морального аспекта, вторая чеченская война имела принципиальное геополитическое значение, поскольку ликвидировала на территории России ситуацию, подобную абхазской или косовской. Ичкерийское квазигосударство, в отличие, например, от абхазского, не состоялось. И сегодня косовский прецедент к Чечне неприменим, ведь настаивать на его универсальности могут только те территории, которые де-факто независимы от метрополии и независимость эту отстояли. Есть ли гарантия, что позиция нынешнего чеченского руководства, декларирующего верность Москве и берущего на себя все больше реальной власти, не изменится, если создадутся иные обстоятельства? В условиях общего кризиса управляемости Кавказа и известной ситуации в российской армии едва ли можно уверенно предсказать исход новой схватки за суверенитет.
