Цивилизация
Любая смерть тирана — повод подумать о природе власти. Физическую смерть вождей пока не способны победить ни репрессии, ни подтасовки на выборах, ни политтехнологические трюки. А ставить существование страны и жизнь ее населения в предельную зависимость от личности одного человека, пусть даже действительно выдающегося (что к Ниязову, впрочем, не относится), и антигосударственно, и антинародно. Да к тому же еще и очень неэффективно.
Стабильность государства в современном мире вообще определяется минимальными последствиями плановой или внезапной смены правителя. Никто не будет спорить, что Швейцария, где президенты меняются каждый год и где их имена не знает большинство населения, неизмеримо стабильнее (в данном случае мы даже не говорим об уровне жизни людей), чем, например, КНДР, где вождей выносят вперед ногами. Впрочем, в Туркмении и КНДР у «простых людей» есть экономическая уверенность в завтрашнем дне: они не сомневаются, что как жили впроголодь сегодня, так будут жить и завтра. Однако никто из них не знает, когда великая, вечная, несменяемая власть решит их за что-нибудь арестовать, куда-нибудь мобилизовать или попросту уничтожить. То есть у них нет уверенности в самой возможности сохранения жизни. Тем более нет такой уверенности у правящего сословия: тот же Туркменбаши снимал и сажал чиновников пачками на протяжении всего своего двадцатилетнего царствования. Потому что так поступали и поступают все правители, желающие сохранить собственную власть навсегда.
Российские правящие элиты на этот счет тоже могут не обольщаться. Если власть не меняется легально, она неизбежно перераспределяется теневым образом, даже при наличии «вечного президента». Поскольку ни у кого из придворных нет уверенности в сохранении льгот и преференций фаворита, поскольку всегда есть угроза попасть в опалу, поскольку другие придворные — всегда конкуренты в борьбе за благосклонность царя, грызня возле трона несменяемого вождя всегда нарастает по мере увеличения срока его правления. Наконец, в дело вмешивается и физиологический фактор — элиты начинают готовиться к неизбежной смерти правителя, стараясь использовать ее с максимальной выгодой для себя и с максимальным уроном для конкурентов. Ну и сам царь прекрасно понимает, что прикормленной челяди доверять нельзя, что она предаст и продаст при первой же возможности, поскольку демонстрирует лояльность только в обмен на кормление. И аппетиты постоянно растут.
Строго говоря, именно в такой политической ситуации мы уже существуем. Только речь идет, к счастью, не о физической, а о возможной политической смерти вождя. Когда есть реальные партии, когда президент — всего лишь наемный менеджер конкретной партии и большинства народа, которому идеи данной партии кажутся наиболее близкими, все эти опасности исчезают. Не понравится этот президент — через четыре года изберем (наймем) другого, из другой партии. Не понравится эта партия — выберем другую. Никакая из партий не получит большинства — будут договариваться между собой о коалициях, никуда не денутся.
Величайшая иллюзия — полагать, будто бы несменяемые тираны, диктаторы или просто лидеры суверенных демократий — это воплощение сильной руки.
Руки у таких правителей как раз связаны — боязнью за свой пост, недоверием к окружению, отсутствием реальной информации о происходящем в стране (тиранов ведь не принято беспокоить правдой). Если добавить к этому очевидную физиологическую невозможность людей жить в постоянном страхе (когда нас долго и постоянно пугают, мы просто устаем бояться, а вовсе не становимся смелее), легко понять, почему диктаторы оставляют страну после смерти либо в руинах, либо в беспросветной бедности и никогда — в процветающем состоянии.
Туркменбаши умер. Он оказался таким же простым смертным, как его министры, которых он без числа назначал и снимал, сажал в тюрьмы и вынуждал эмигрировать. Он оказался таким же смертным, как нищие хлопкоробы или ткачихи, чьи руки делают знаменитые туркменские ковры. Суверенных демократий не может быть хотя бы потому, что не бывает «суверенной смерти». Смерть всеобща, и хотя бы только поэтому самый богатый равен самому бедному, а самый полновластный правитель — самому бесправному простолюдину. Это равенство при всем различии уровня культуры, человеческих качеств каждого из нас, степени ума и таланта не в силах отменить никто.
Так что задача любого правителя, как ни банально это звучит, служить людям — таким же смертным, как и он сам. А вовсе не сохранять себя на троне до последнего вздоха. И уход из жизни любого правителя должен быть для других людей личной трагедией или безразличным актом, или даже радостью (и такое бывает), но никак не проблемой для самого факта существования страны.
