Цивилизация
Главная задача политической системы в периоды социально-экономических кризисов состоит в том, чтобы помочь обществу, его институтам успешнее адаптироваться к наступившим на них проблемам. И поскольку в современном мире политика имеет интегративный характер по отношению к другим сферам социальной жизни, то целью адаптационной стратегии становится нахождение балансов между решениями, которые диктуются логикой законов экономики, и интересами основных групп населения. Тем более что активность этих самых групп во времена кризисов по вполне понятным причинам заметно возрастает. Перекосы в таких балансах чреваты значительными социальными и политическими издержками.
Если во главу угла ставятся лишь критерии экономической эффективности, то «неучтенные социальные интересы» способны сорвать реализацию подобных решений.
Так, в частности, произошло с первой версией закона о монетизации льгот. В правительстве хорошо посчитали выгоды для государственного бюджета от введения в жизнь этого закона, но при этом сочли, что самих пенсионеров и прочих льготников спрашивать о том, что они по этому поводу думают, не стоит. Поиски баланса с интересами этих групп заменили телевизионной картинкой всеобщего одобрения правительственных инициатив. Результат известен. Под давлением массовых протестов пенсионеров закон пришлось срочно переделывать, и далеко не в пользу экономической эффективности. Но
столь же вредно принимать решения по проблемам социально-экономической политики только под влиянием наиболее сильных социальных групп, располагающих, к тому же, значительными возможностями давления на правительство.
Таким образом, в последние годы существования Советского Союза пыталось действовать правительство Николая Рыжкова, безрезультатно стремившееся позиционировать себя как «хорошее» для трудящихся. Итог его деятельности тоже известен – доведение экономики до полного дефицита и изнеможения. Словом, нахождение балансов между экономической эффективностью принимаемых политических решений и интересами основных социальных групп, представленных в обществе, штука фундаментальная.
Но технологически, чтобы ее решить, нужно иметь четкие представления об этих интересах. Это невозможно сделать, основываясь на репортажах с участием «телеряженых», равно как и из опросов общественного мнения, результаты которых нетрудно подогнать под определенное, заранее сформированное наверху видение той или иной проблемы. Более того, интересы должны быть представлены не в виде некоей справочной информации, которой при принятии решения можно и пренебречь, а реальными участниками политического процесса, являющимися носителями этих интересов. Разумеется, все это возможно получить, лишь имея парламент, в котором фракции реально представляли бы взгляды и позиции различных общественных групп. Федеральное собрание в его нынешнем виде таковым институтом не является. Оно создавалось в другое, докризисное, время и под другие цели – выражать единство власти и общества. Потому Федеральное собрание, по честному признанию г-на Грызлова, и не должно было являться местом для политических дискуссий.
Но во времена кризисов с такими подходами придется расстаться.
Расхождения интересов в политике в кризисные периоды приобретают огромное значение. Одни социальные группы кризис затрагивает меньше, другие – сильнее. Поэтому, чтобы не допускать обострения противоречий до опасной черты, грозящей дестабилизировать общество, нужно вырабатывать механизмы согласования интересов.
И тут уж без политических дискуссий о путях выхода из кризиса, о сути принимаемых мер не обойтись. Но как все это организовать, если в парламенте представлены какие угодно интересы, кроме интересов больших общественных групп?
Послание президента Федеральному собранию, с которым Дмитрий Медведев обратился 5 ноября, показало, что в Кремле признали важность перехода от «парламента-симулякра» к реальной системе представительства интересов. Отсюда предложения о снижении проходного барьера для партий, участвующих в выборах депутатов Государственной думы, с 7% до 5%, о смягчении неравенства между партиями в условиях избирательного процесса, об ослаблении ограничителей, затрудняющих создание новых партий, о введении специального ценза для будущих членов верхней палаты парламента, сводящегося к обязательному участию в выборах региональных органов власти. Проблема заключается в том, что
реализация пакета поправок, корректирующих роль институтов представительной власти, судя по всему, планируется на следующий избирательный цикл. Но кризис, «дно» которого, как утверждают профессиональные экономисты, еще не пройдено, не ждет. Поэтому парламент, представляющий реальные интересы, может потребоваться гораздо раньше.
И чем раньше собрать его, тем он окажется более конструктивным. Ведь, как известно из истории, парламенты, созываемые на более острых стадиях экономических кризисов, неизбежно оказываются и более радикальными. Если же и вовсе рассчитывать на нынешнюю систему квазипредставительства в расчете на традиционное русское авось, может получиться и более худший вариант, когда социальные интересы начнут искать себе соответствующие формы выражения и представительства и помимо парламента. Проще говоря, улицу. И еще.
Для того чтобы политическая система четко реагировала на возникающие вызовы, она должна иметь налаженные каналы обратной связи с обществом.
Отсутствие таких каналов уже сыграло негативную роль. По оценкам профессиональных экономистов, правительство стало реагировать на кризис с запозданием примерно так на месяц. Потерянное время обернулось многомиллионными потерями для бюджета и обычных граждан. Но создание полноценных каналов обратной связи будет невозможным при нынешнем состоянии массовых коммуникаций, когда кризис обсуждается лишь в качественных СМИ для «высоколобых», никаких общественных площадок для дискуссий по связанной с ним тематике нет, а на национальном телевидении кризис и вовсе отсутствует. Следовательно,
какой-то вариант нового издания политики гласности для освещения проблем кризиса выглядит все более целесообразным.
Что же касается каких-то дополнительных норм, формально повышающих ответственность правительства перед парламентом, то в нынешней ситуации, когда фактор дефицита времени становится все более значимым, они представляются не столь уж и необходимыми. Чрезмерное усложнение парламентских процедур способно обернуться потерями драгоценного времени для принятия необходимых решений. Да и опыт «лихих 90-х» подсказывает: когда парламентарии чувствовали за собой мощную поддержку различных общественных групп, они могли по-деловому и весьма жестко вести диалог с правительством и в рамках нынешних процедур. Этот опыт вполне может пригодиться и сейчас, когда время не ждет.
