Цивилизация
Кажется, Путин и сам этого не замечает, но атмосфера, в которой начинается очередное его президентство, занятным образом повторяет то, что однажды уже было в 90-е годы. Хотя трудно найти людей, более непохожих, чем он и Ельцин, народные ожидания, которыми сопровождается каждое его переизбрание, идут по траектории, подозрительно знакомой.
С 7 мая Путин теоретически должен считаться четвертым российским президентом. Как Гровер Кливленд, который тоже избирался с перерывом и поэтому в перечне президентов США прописан под двумя номерами – 22-м и 24-м.
Но все, конечно, понимают, что настоящих президентов у нас за эти 20 с лишним лет было только двое и последние четыре избрания из шести – это избрания Путина.
Включая и медведевское в 2008-м, когда за зицпрезидента, что бы он сам об этом ни думал, голосовали как за путинскую ипостась.
Несмотря на традиционные махинации, каждые очередные президентские выборы – все-таки глас народа. Этим и интересны. Притом не столько набранными процентами, о которых всегда можно поспорить, сколько атмосферой, выражающей сначала взлет, а потом и неизбежное увядание народного чувства к вождю.
Первым эту дорогу прошел Борис Ельцин. Хотя именно Путина на его старте назвали «президентом ожиданий и надежд», но такого всплеска надежд, как в момент первого избрания Ельцина в 1991-м, больше уже не повторялось. Как не повторялось и разочарования таких масштабов. Назови это разочарование справедливым или несправедливым, но крах народных надежд быстро стал необратимым, и во второй раз (в 1996-м) Ельцин мог быть избран только как «президент меньшего зла». Каковая идея и разрабатывалась тогдашней пропагандой, представлявшей ельцинского конкурента Зюганова как ходячую коллекцию всего недопустимого и ужасного.
Зюганов президентом не стал, и какие из страхов он оправдал бы, а какие нет, так и будет загадкой истории. Что же до Ельцина, то колорит его вторых президентских выборов не оставлял реальному политику возможностей строить планы относительно еще одного собственного переизбрания. Строил ли все же Ельцин такие расчеты – тоже загадка истории. Об их наличии тогда много толковали. Но падение народных симпатий было прервано пиаром 1996-го совсем ненадолго, лишь на считанные месяцы. Уже к концу того года искусственно разогретая популярность резко упала, а после дефолта 1998-го вышла на устойчивый ноль.
Движение от высшей точки народной любви к полному ее исчезновению заняло всего семь лет. Еще полтора года ушли на подбор преемника, после чего был грандиозный жест досрочного ухода, и новый роман вождя с народом начал уже Путин.
Старт был похожим, но более скромным. Президентские выборы-2000 снова прошли в атмосфере надежд, но все же не таких безоглядных, как в первое избрание Ельцина. У тогдашней победы Путина, с трудом вытянутой в первом туре, не было блеска ельцинского триумфа 1991 года. Массы недостаточно знали внезапно возникшего перед ними претендента. Куда хуже, чем Ельцина, у которого к 91-му уже была яркая политическая биография. Но народное чувство к Путину заявило о себе вполне внятно, и целью нового президента и его штаба было не дать ему угаснуть так же стремительно, как в прошлый раз.
Кошмар вторых выборов Ельцина (усугубленный личной тогдашней петербургской травмой, когда из-за поражения Собчака в том же 1996-м рухнула первая путинская карьера) очень рано встал перед Путиным. Выборы 2004 года ни в коем случае не должны были сделаться повторением 1996-го. И не сделались. Вторая путинская президентская кампания обозначила высшую точку народной любви в его карьере. Он получил все недобранное в спешке 2000-го.
Формула тогдашнего успеха сложилась из «стабильности», то есть отсутствия резких руководящих действий, затрагивающих широкие массы; из экономического подъема, начавшегося еще в конце старого режима, но тогда никем в упор не замечаемого, а теперь вдруг замеченного; и из ликвидации всех крупных очагов критики и альтернативной пропаганды. Из выборов-2004 Путин вышел подлинным «президентом надежд». Вследствие чего он почувствовал себя свободным вождем и начал действовать, невольно пародируя действия Ельцина первой половины 90-х, совершенные, когда тот сам был «президентом надежд».
«Стабильность» кончилась. В конце 2004-го Путин ликвидировал губернаторскую выборность (Ельцин в свое время тоже назначил главами областных администраций своих людей, только гораздо стремительнее), а в начале 2005-го осуществил монетизацию льгот (робкое подражание гигантским реформам Ельцина, наподобие освобождения цен в 1992-м). Народный отклик оказался примерно таким же, как и в прошлый раз.
Вслед за монетизацией льгот индикаторы популярности Путина резко и даже драматично упали, и этот многозначительный факт его политической биографии был потом забыт только потому, что он пустил в раздачу ресурс, которого не было у предшественника, – нефтедолларовые сверхприбыли.
Маленькие подарки укрепляют дружбу. Народ, реальные доходы которого стали ежегодно увеличиваться на 10% и более, сделал то, чего не смог добиться от него Ельцин со своей вечно пустой казной. Он вернул Путину свою благосклонность. Но чистота и искренность первой любви уже не возродилась. Да еще и открылось исторически важное обстоятельство: никаких жертв по призыву Путина или ради него народ приносить не согласится – их альянс сугубо меркантильный.
Поэтому к выборам 2008 года властная система шла с некоторым надрывом. «Президентом надежд» Путина назвать было уже нельзя. При всем при этом согласие народного большинства принять его президентом в третий раз подряд, пусть и вопреки Конституции, казалось почти очевидным. Но не менее очевидным было и то, что такая акция создаст непредсказуемое по дальним последствиям напряжение во многих слоях, сверху донизу.
Выражением этого властного надрыва в 2007-м стал сначала «План Путина», так и оставшийся тайной и провозглашенный почему-то не Путиным, а Грызловым, фигурой скорее комической. А затем один придворный политолог выступил с проектом некоего «Гражданского собора российской нации» для принесения Путину всенародной присяги как «национальному лидеру».
В конце концов благоразумие все же взяло верх, и на роль номинального президента был выдвинут Медведев. И не зря выборы 2008 года оказались самыми фиктивными из всех шести президентских кампаний, состоявшихся на сегодня. Даже соперников у Медведева было всего три, из которых один – спойлер, а двое остальных – Зюганов с Жириновским. Это правление с самого старта было организовано как политический антракт и до самого своего финиша исполнялось Медведевым как антракт.
Кампания перед выборами 2012 года стала продолжением временно прерванной пьесы второго российского президентства. И вот тут, наконец, грянул столько раз откладываемый 1996 год. Это повторение драмы позднего Ельцина было затушевано внушительным или якобы внушительным процентом голосования за Путина, отсутствием грозного соперника (Зюганов-2012 уж точно не был способен заменить Зюганова-1996), а также и прочими внешними отличиями, только маскирующими суть.
А суть заключалась в том, что большинство из тех, кто в марте искренне поддержал Путина, безусловно, голосовал за него как за «президента меньшего зла». За такого, как Ельцин в 96-м.
Правда, за отсутствием вызывающих испуг конкурентов, «большее зло» пришлось на этот раз просто сфабриковать, придумав несуществующих «оранжистов», «наемников госдепа» и прочих анонимных злодеев, настолько при этом могущественных, что один только Путин, напрягая всю мощь военно-полицейской машины, способен кое-как защитить от них государство, и то не наверняка.
Весь этот всплеск клинических выдумок, все эти газеты «Не дай бог!», сгнившие в архивах 96-го и снова вытащенные оттуда и возращенные в строй, лучше любых прямых заявлений говорят о признании свершившегося факта: любовь прошла, и ее приходится заменять раздуванием страхов. И популистскими жестами, на которые у Ельцина всегда не хватало денег, а у Путина пока есть, но вот-вот кончатся. И уступками региональным верхушкам, для которых Ельцин накануне 1996-го ввел прямые губернаторские выборы, а Путин возвращает эту выборность сейчас, пусть и с огромной неохотой, но необратимо.
Фаза спада народной любви, которую Ельцин прошел через пять лет после первого своего избрания, Путин проходит через двенадцать. А полная потеря популярности, наставшая для Ельцина через семь лет, для Путина настанет, может быть, еще и нескоро. Но не совсем исключено, что и довольно скоро, если состоится аналог дефолта, которым в нынешних обстоятельствах может быть только обвал нефтяных цен.
Но главное тут даже и не график предстоящего спада народной любви, а сама необратимость этого движения вниз, давно уже набравшего ход. Вопрос, поймет ли это Путин, как понял когда-то Ельцин. Пока что «президента меньшего зла» упорно преподносят публике как «президента ожиданий и надежд». Ни особых надежд, ни умильных ожиданий давно не осталось, но их снова и снова разогревают, словно бы пытаясь вернуть вкус и аромат супу недельной давности.
И это вовсе не пропагандистский пустячок. Потому что логика поведения «президента меньшего зла», желающего продлить свое правление, предписывает ему избегать резких движений. А «президент надежд», всерьез принимающий эту роль, расположен, наоборот, размашисто действовать. А поскольку мандата действовать, пусть даже и осмысленно, путинские избиратели в 2012 году ему как раз и не дали, то любая его попытка совершить что-нибудь крупное обернется, пользуясь терминологией самого Путина, «раскачиванием лодки», то есть созданием кризисов, которыми он не готов управлять.
В этом и главная интрига начинающегося президентства, порожденная желанием остаться у власти дольше, чем позволяет запас народных симпатий: либо бездействовать, хотя обстановка требует решительных действий, либо что-то предпринимать, заведомо не имея на это поддержки снизу.
Но у сегодняшней ситуации есть и хорошая сторона. По многим признакам, рядовые люди сейчас слабее, чем раньше, жаждут обзавестись каким-то следующим вождем, с которым можно было бы закрутить очередной роман со страстной любовью в начале и пафосным разочарованием в конце. Не исключено, что затянувшаяся игра в разогревание давно увядших «ожиданий и надежд» ускорит их выздоровление от злополучной веры в спасителя-начальника.
