Кирпич демократии

У меня под окном пролегает узкий переулок. Обычной русской ширины. Измерить его легко на глаз. Значит, если по обеим сторонам припаркованы легковые машины — а припаркованы там они всегда, — то одна машина проехать может.

А встречная — уже никак.

Конечно, физически, по габаритам, в случае крайней необходимости, будучи бронетранспортером и приминая бока отечественных «фордов», — это да, можно продраться по переулку, деликатно разминувшись с встречным авто — если оно не является танком. (Танк при разговоре о русской демократии вспомнился сам собой, видно выплыл из глубин нашего путчевого революционного и контрреволюционного сознания.)

И, как вы понимаете, с раннего утра у меня под окном стоит перезвон автомобильных сигналов и мата. Русские шоферы, чувствуя себя то ли конными джигитами, то ли рыцарями на турнире, то ли двумя баранами из детской книжки, — меряются. Что у кого есть, тем и меряются. Вот встанут друг другу в лоб и гудят. Утром, как говорится, рано два барана… За каждым из них выстроилась очередь желающих проехать. Те тоже начинают сигналить. Так вот, выглянешь в окно и думаешь о жизни, в которой случайное, конечно, попадается, но редко, да и то только в тех случаях когда в бессмысленном каком-то происшествии мы по близорукости не можем рассмотреть закономерности.

Русские люди, предоставленные самим себе и лишенные хозяйского надзора, — конечно, начинают друг с другом договариваться, чтоб поскорей и к общей выгоде преодолеть хаос. Договариваются они — я много раз это слышал — приблизительно к таких выражениях:

— Ты, урод, убери свою рухлядь с дороги!

— Сам ты пидор, а ну проваливай вон!

Главное в стремлении победить — это уверенность в своей правоте.
Однажды я засек время: две машины стояли лоб в лоб, сигналя друг другу, ровно 15 минут. Никто не хотел уступать. Потом одна машина таки уехала, наверно, человек просто опаздывал на поезд и потому поступился принципами. Не оттого что слабый, просто его железнодорожное расписание поджало.

Проблема, короче, нарастала и накалялась.
Жизнь автомобилистов нашего скромного микрорайона сделалась невыносимой. Они достучались куда надо — и добились решения проблемы.

На левом въезде в переулок повесили кирпич.

Все участники этого почти индо-пакистанского конфликта вздохнули спокойно. Ну, наконец-то! И то сказать, решение давно напрашивалось, тем более что в пятидесяти метрах к западу от нашего и параллельно ему пролегает еще один переулок, а в 150 метрах к востоку — так и целая улица, тоже вполне параллельная. Катайся — не хочу!

Ну, конечно, можно было б знак повесить — как он называется, когда одна стрелка синяя, а другая красная? И все б знали, кто кого должен пропускать. Но эта мера слабая, простая, половинчатая — нам ли, любителям крайностей, выросшим в резкоконтинентальном климате, далеком от средиземноморских легких теплых ветерков, верить в нее?

То же касается и знака, регулирующего, на какой стороне улицы можно парковаться в четные дни а на какой в нечетные… Это как-то у нас вяло проходит. Люди обижаются, что их держат за послушных детей из хороших семей.

Конечно, проще было бы установить в переулке подъемные бронеплиты, какими перекрывают железнодорожные переезды в России, и больше нигде в мире, — но до этого дело не дошло.

Хотя, жаль, конечно: когда такие плиты встают железным стояком и все видят, что даже самый русский-прерусский, любящий быструю езду, и самый рубаха-парень, и самый отчаянный наш национальный отморозок даже с мигалкой и крякалкой тут не проедет, то по полной программе принимаешься уважать наш суверенный вертикальный менталитет. Ну что нам можно объяснить словами? Какой у нас может быть парламент (от слова parler, то бишь разговоры разговаривать), кроме как теперешний, сильно смахивающий на бронеплиту, которая когда надо встает, а когда скажут — опадает обратно? Имитируя голосование.

В общем, у нас в переулке воцарилось одностороннее движение. И я даже запоздало вспомнил, что в том же Нью-Йорке движение, как правило, одностороннее же! И там легко и приятно ездить, и ты понимаешь, где и когда ты в случае чего развернешься. Лучше поздно, подумал я, чем никогда.

Я так думал где-то с полдня. И всю ночь. До нового утра, которое было украшено дикими криками и характерным звуком, какой раздается, когда монтировкой крушат и боковые закаленные стекла, и фары. Там внизу был уже не просто конфликт интересов, но битва за справедливость. Если раньше люди сражались просто за место под солнцем, то теперь обе стороны, левая и правая, были оскорблены в лучшим чувствах — противник надругался над самым святым! Теперь, значит, справа люди едут в своем полном праве, они увидели знак и знают, что движение не просто одностороннее, но и в их пользу. И те, кто раньше пер против них просто в наглую, теперь едет с небывалым цинизмом! Противу всех правил, не говоря про понятия!
Те же, кто ехал слева, не заметил или не захотел заметить кирпич, или заметил, но решил, что знак тут по ошибке хулиганы поставили, ведь его тут не было никогда, и быть не может. И вдруг им навстречу едут люди с таким чувством своей правоты во всем и всегда, что перед ними сам Лужков — рефлексирующий интеллигент!

Едут и просто прут буром! Не думая пропустить и сигналя до предела и даже за гранью всех пределов!

Битва была жесткая и страшная.

Движение прекратилось всерьез и надолго, вообще.

Эта жуткая и страшная ситуация, когда власть законными средствами пыталась восстановить порядок, законность и обеспечить права и удобства граждан — ну, чтоб просто можно было пройти и проехать по улице, — вылилась в жуткий кошмар, когда люди обходили и объезжали странное место как можно дальше, а встретившись лоб в лоб, терялись и цепенели, забыв, с какого боку справедливости больше, протянулась еще несколько томительных дней…

После чего знак развернули боком, и теперь кирпич как бы запрещает въезд на газон. Кто аннулировал знак — менты ли, штатские ли добровольцы — какая разница? Главное, что люди теперь куда спокойней и вежливей себя ведут, каждый едет как может и как хочет, водители охотно уступают друг другу, с ужасом вспоминая дни, когда государство лезло учреждать справедливость. И проклиная себя на наивность — ну как они могли подумать, что от вмешательства русской власти жизнь станет лучше и веселей. Придет, значит, чиновник и наведет порядок.

Все бросит — и придет.

Вот такие бывают в Москве наивные простодушные люди.

Нет уж, лучше не надо лезть им в душу, не надо учить их жизни. Кто к ним с демократией придет, от демократии и погибнет.