Коллективизация в лицах

Россия — страна историоцентричная. Здесь всегда ищут параллели сегодняшнему дню в дне вчерашнем. Ищут – и непременно находят. Кто-то полагает, что близятся репрессивные тридцатые. Кто-то уверен, что наступила реакция и на дворе примерно 1905–1907 годы. Кто-то, напротив, видит признаки общественного подъема, отсылающие к 1913-му.

Алексей Пивоваров, отринув сиюминутные аллюзии, пошел дальше. В новом проекте «Хлеб для Сталина» он пытается обнаружить истоки кровавой новейшей истории. Истоки обнаружились в непривычном месте, то есть не в революции или гражданской войне. По Пивоварову, самые массовые сталинские репрессии связаны с коллективизацией и раскулачиванием. Он приводит ошеломительные цифры: голод начала тридцатых унес около 7 миллионов жизней. Примерно столько же потеряла вся германская армия за всю Вторую мировую войну. В августе 1942-го Сталин встретится в Москве с Черчиллем и нарисует апокалиптическую картину: «В годы коллективизации мне пришлось иметь дело с 10 миллионами крестьянских собственников. Их перебили их бывшие батраки».

Привела жуткую статистику, жуткую цитату и почти физически почувствовала, как наиболее возбудимые комментаторы из армии сталинистов взялись то ли за клавиатуру, то ли сразу за топоры. Специально для них поясняю: я не историк и не специалист по коллективизации. Я пытаюсь лишь проанализировать фильм Пивоварова. Он представляется мне очень важным именно сегодня, когда актуализированы репрессивные механизмы.

Не уверена, что это лучшая работа автора, но знаю точно, что самая страстная и личная. История здесь не просто задокументирована хроникой, но и персонифицирована.

О своих «коллективизированных» предках рассказывают известные люди: Леонид Парфенов, Эдуард Сагалаев, Альфред Кох, губернатор Александр Ткачев, лидер группы «Чайф» Владимир Шахрин. В фильме вообще очень продуманная композиция. Неподъемный материал организован с помощью сквозного персонажа. Морис Хинкус жил когда-то в маленьком белорусском селе. В 1914-м бежал с матерью от антисемитизма в Америку. Летом 1929-го он вновь сюда вернулся – уже в качестве журналиста, получившего заказ на книгу о переменах в СССР.

Итак, Хинкус пишет свою книгу, а названные выше персонажи как бы подбрасывают ему свой материал. Пласты накладываются друг на друга, скрепляются отличным авторским текстом и дополняются игровыми кадрами.

Традиционно в отечественной документальной драме самые слабые места – постановочные мизансцены. Автору не удалось избежать общей участи.

Пивоваров-журналист гораздо сильнее Пивоварова-писателя и тем более режиссера. Диалоги ходульные, картинка одномерная, монтаж примитивный. Ну и что с того?

Зато этот нехитрый вспомогательный материал помогает насытить фильм теми эмоциональными деталями и нюансами, которые не способны дать ни хроника, ни воспоминания. Игровые эпизоды придают повествованию объем. Тем паче что к Пивоварову даже на эпизоды приходят мощные актеры — Чулпан Хаматова и Алексей Серебряков. Одна сцена особенно врезалась в память. Раскулаченный, униженный, раздавленный, чудом избежавший общей участи богатырь Иван Булатников (замечательная работа Бориса Невзорова) просит Мориса замолвить о нем словечко перед Сталиным: я, мол, и в колхоз вступлю, только пусть он никуда меня больше не отсылает...

Одно из самых слабых мест фильма – объяснение причин коллективизации (страна берет курс на индустриализацию, нужны средства, а их нет). Подобное объяснение представляется мне хрестоматийным и поверхностным. Одно из самых сильных мест – старые фотографии раскулаченных родственников, присланные по просьбе съемочной группы зрителями из разных регионов России. Выстроенные в видеоряд, они лучше всяких слов свидетельствуют об отношении вождя к своему народу, легко брошенному в топку истории.

Алексей Пивоваров – мужественный человек. Он один из немногих на телевидении, идущий параллельным официальной историографии курсом. Ему тяжело. С одной стороны, на него давят сталинисты всех мастей, с другой — атмосферный столб не самой безупречной репутации родной телекомпании НТВ. Он понимает, что найдутся тьмы доброжелателей, которые станут рассматривать его фильм под микроскопом в поисках следов госзаказа то ли Кремля, то ли Кулистикова. Но Пивоваров продолжает работать.

Урсуляк в «Жизни и судьбе» не решился сравнить сталинизм и фашизм, а Пивоваров решился. Он вводит понятие русского холокоста.

Еврейский геноцид, по его мнению, равен русскому. Разница лишь в том, что в Германии и Европе уничтожали людей по национальному признаку, а в России — по классовому.

В «Хлебе для Сталина» есть пронзительные сцены. Когда народу стало совсем невмоготу, началось тихое сопротивление. По селам расклеивали листовки, направленные против советской власти. Они нашлись в архиве через 80 лет. В фильме их читают благодарные (реальные!) потомки раскулаченных. Они читают тихо, сосредоточенно — беззубые, с изможденными лицами, с невыразимой тоской в глазах, на фоне нехитрого скарба и разваленных черных изб… Сталин и сегодня живее всех живых.