Цивилизация
Депутат от КПРФ Анатолий Локоть, потрясенный результатами ЕГЭ по литературе (местами — до 40% двоек), потребовал немедленно «дать протокольное поручение профильным комитетам». А в Министерстве образования по тому же поводу провели совещание. И постановили больше ЕГЭ по литературе не проводить. Родители же на интернет-форумах бурно обсуждали литературное невежество своих детей. Преобладали оценки «а чего вы ждали?», «вот и стали мы такими же идиотами, как американцы».
К мировому кризису чтения Россия присоединилась легко, но в два этапа. В начале девяностых было отмечено, что растущее поколение перестало читать. Чуть позже по подсказке социологов осознали, что и взрослые с каждым годом читают все меньше.
Нечитающие взрослые бранили реформы и компьютеры. Библиотекари, писатели и академики писали открытые письма. Призывали принимать национальные программы по поддержке интереса к чтению. Апеллировали к исчезающему опыту «самой читающей страны». Говорили о том, что потеря привычки и навыков повседневного чтения книг ведет к бездуховности, подрывает интеллектуальный потенциал и конкурентоспособность. В результате, когда положение стало доходить, наконец, до правительства и президента – и разразился этот скандал со средним баллом по литературе у выпускников — два с плюсом.
Тут же оказалось, что национальные программы по поддержке чтения с учетом опыта мирового сообщества давно разработаны. И вполне могут способствовать конкурентоспособности на рынках инновационных технологий. Но едва ли дадут желаемый результат. Потому что
европейский и американский опыт в смысле возврата интереса к книге нам едва ли пригодится. До тех пор, во всяком случае, пока мы верим в миф о «самой читающей»
и в то, что поголовное чтение книг – признак исчезнувшего гуманного, духовного, морального и эстетически продвинутого общества. А целью нацпрограмм, даже если они так и не сформулированы, ставим – заставить граждан РФ снова полюбить книги. Это для достижения сугубо практической цели – не потерять конкурентоспособности на мировом рынке – равносильно краху. Да и в принципе неверно.
Даже если согласиться, что мы были «самой любящей книжки» страной, то что это нам дало? В смысле конкурентоспособности и потенциала, например, в создании наукоемких технологий? Приходится признать, что со всеми своими взахлеб читающими гражданами страна никакого преимущества перед менее читающими западными конкурентами не получала.
Со всеми нашими старлабами и кандидатами из НИИ, знавшими наизусть Пастернака с Мандельштамом и штудирующими Булгакова с Солженицыным в ксероксах, научно-техническую гонку мы продули тем самым американцам с их дебильными комиксами и голливудскими боевиками.
И думается, наши программисты преуспели в период распада Союза в американской Силиконовой Долине вовсе не потому, что знали со школьной скамьи наизусть: «Буря мглою небо кроет».
Возможно, не так уж взахлеб страна и читала. И интерес к книге был не столь уж повсеместен и неудержим. Но дело, кажется, не в этом.
Для успешной реализации программы по поддержанию чтения именно советский государственный опыт в деле организации массового чтения может пригодиться. Но при условии полной его демифологизации. Потому что по сути своей он от нынешнего зарубежного мало чем отличается. И ликвидация безграмотности с приучением к чтению населения Союза, и нынешние прозападные программы по реанимации интереса книге носят на самом деле исключительно прикладной характер.
Читающее население необходимо было советскому режиму для подготовки инженерных и технических кадров для нужд индустриализации. Подъем интереса к книге сегодня – для создания кадров инновационных. Отличия – минимальны.
То, что выпускник советской школы не получал аттестата, пока не выучит «Чуден Днепр при тихой погоде» и «Мороз и солнце; день чудесный», нужно было для укрепления экономической и оборонной мощи страны. Возьмет ли он после школьной долбежки в руки Пушкина и Гоголя с Чеховым или его стошнит от одного вида любой книги – это его личное дело. Главное, чтоб мог читать инструкции, постановления партии и разбирать чертежи.
Сегодня, в сущности, речь идет о том же.
То, что будущие компьютерщики, ученые, разработчики нанотехнологий не читают, способно снизить их профессиональный потенциал. Значит, нужны новые методики натаскивания на чтение в школах с учетом информационной среды, в которой растет поколение двухтысячных.
Задача-то, в сущности, организационно-технологическая. Успех определяется финансированием, подготовкой кадров, созданием программ, увеличением часов преподавания и ужесточением требований на экзаменах, проводимых именно по мировым стандартам с помощью тестирования. И потому не отменять надо ЕГЭ Минобразу с туманными ссылками на то, что предмет, мол, такой требует рассуждений и эмоций, не поддающихся определению тестированием. А подтягивать тесты к проверке успешности развития образного мышления у выпускников. Желательно по точным размерам параметров левого полушария их мозга.
Чем меньше в национальных программах по поддержке чтения будет упоминаний о духовном богатстве — гуманном, нравственном, эстетическом и гражданском — тем успешнее будут эти программы.
Значение же для общества тех, кто способен глубоко и тонко понимать литературу и поэзию, вообще неясно. Можно предположить, что полное исчезновение подобных странных типов и их сообществ реально ведет к деградации нации. А может, и напротив – толку от них для не читающего и не способного понимать литературу большинства чуть.
С некоторой долей уверенности можно сказать только, что там, где ставятся и реализуются в практических целях задачи по ликвидации безграмотности или повышению интереса к чтению, появление истинных ценителей литературы как побочного продукта массового обучения более вероятно.
Сохранение и увеличение численности вымирающих видов – дело рискованное. Могут выжить. А могут и окончательно исчезнуть от наших усилий. Это касается и вымирающего вида настоящих читателей. Они в России пока чудом сохранились. О чем, например, свидетельствует численность читающего сообщества в ЖЖ, уступающего по количеству участников только тусовкам одиноких дам и подвинутых в компьютерах юношей. И лучше бы в будущих нацпрограммах их любовь к книге вообще оставить в покое. И поддерживать интерес к чтению среди тех, кто его никогда не знал (и, возможно, не узнает). Жестко, последовательно. По-государственному. С соответствующими вопросами в ЕГЭ, на которые легко (при соответствующей подготовке и развитии способности складывать буквы в слова и запоминать героев и сюжеты произведений) большинство сможет ответить. Оценочные показатели поползут вверх. Процент отличников возрастет. Двоечников сократится.
Возможно, тогда среди и тех, и других совершенно необъяснимым образом, как и прежде, появятся единицы способных, вопреки всем программам и зубрежкам, почувствовать, в чем же все-таки красота этих простых слов: «Чуден Днепр при тихой погоде». И кто, опять-таки, совершенно необъяснимым образом (потому что никакой реальной выгоды от этого нет) после получения аттестата продолжит покупать и брать в библиотеке книги. Просто так. Для того чтобы их читать.
