Цивилизация
Отмечающий рубеж, который в политике принято фиксировать —100 дней правления. Президент Дмитрий Медведев приходил к власти на волне «либеральных ожиданий». Понятно, что подавляющее большинство голосовавших за него делало это только потому, что Владимир Путин назначил его преемником. Но были и люди (и среди голосовавших, и среди не ходивших на президентские выборы), которые надеялись, что как раз преемственности курса новый глава государства противопоставит его корректировку. Идея «оттепели» была наиболее острой внутриполитической темой последних трех месяцев.
Война с Грузией стала первой фундаментальной проверкой нового главы государства, особенно на фоне его крайне невнятной позиции по делу «Мечела» и еще не сформулированной в судебных решениях — по делу «ЮКОСа».
Значение войны для внутренней политики демонстрирует история двух чеченских кампаний. Итогом первой стало очевидное ослабление режима Бориса Ельцина, Хасавюртовское соглашение между федеральный центром и тогдашним президентом Ичкерии Асланом Масхадовым, которое было воспринято большинством россиян и значительной частью российской власти, как «капитуляция». Итогом второй чеченской кампании стало очевидное усиление режима. Этот военный успех, по сути, оказался краеугольным камнем путинизма. Собственно, именно вторая чеченская война породила в обществе представления о Путине как о президенте, способном навести порядок, и позволила власти говорить о России, как о «стране, встающей с колен».
Эти два обстоятельства и предопределили характер путинского режима — агрессивно настроенного по отношению к внешнему миру и к внутренней оппозиции.
Страна стала сильнее и вспомнила о своих геополитических амбициях. Порядок же российскими властями традиционно понимается как искоренение инакомыслия и создание однородного политического пространства.
Применительно к внутриполитическим итогам войны с Грузией есть два принципиальных вопроса: поверит ли общество в то, что это действительно победа, причем выводящая Россию в новое «имперское» качество, и кому оно припишет эту победу — Медведеву, Путину или их дуумвирату. Как известно, Владимир Путин до сих пор ни разу, ни словом публично не комментировал решение закончить «миротворческую операцию», тогда как перед ее началом заявил, что Россия предпримет против Грузии «адекватные меры». Из этого можно делать вывод, что решение начать войну было по крайней мере путинско-медведевским, если не чисто путинским, а решение ее прекратить—скорее, медведевским.
Опять же, принципиально важно, как оба главных персонажа российской власти воспользуются послевоенной ситуацией.
Дмитрий Медведев уже провел две имиджевые встречи: с президентами непризнанных республик Южной Осетии и Абхазии Эдуардом Кокойты и Сергеем Багапшем, а также с российскими военнослужащими, участвовавшими в операции. На первой он не только присутствовал при подписании двумя президентами плана мирного урегулирования, но и произнес загадочную фразу: «Позиция Российской Федерации неизменна: мы поддержим любое решение, которое примут народы Южной Осетии и Абхазии в соответствии с уставом ООН, международной конвенцией 1966 года и Хельсинским актом о безопасности и сотрудничестве в Европе».
Таким образом, он формально переложил принятие решение о собственном статусе на непризнанные республики, но так и не дал гарантий, что Россия согласится с присоединением этих территорий или признает их независимость.
Ссылка на международные правовые акты оставляет России лазейку как согласиться с любым решением Южной Осетии и Абхазии, так и подождать с согласием. На второй встрече Медведев явно попытался приписать военную победу своему правлению: «Россия в этой ситуации реально, может быть, впервые за последние годы встала на защиту интересов своих граждан, подвергшихся нападению извне».
Для развития России критически важно, как власть и общество воспримет итоги первой в ХХI веке войны, которую страна вела за своими границами. Военная победа в которой стала следствием миротворческого и дипломатического поражения. И даже победив, Россия столкнулась с проблемой легализации этой победы. Сейчас ситуация выглядит так. Если Россия считает себя безоговорочным победителем, значит, что выстроенный при нынешнем премьере режим будет укрепляться. Признание же ошибок будет знаком того, что Россия может свернуть с авторитарного пути развития. Но имперское наследие вкупе с агрессивной внешнеполитической риторикой последних лет, а также угрозой рекордного в постсоветской историей ухудшения отношений с Западом создают крайне взрывоопасную смесь.
