Цивилизация
Уго Чавес обозвал Барака Обаму «жалким невеждой». Да и как было не обозвать, если перед этим Обама обвинил его в экспорте терроризма. В ответ пылкий боливарианец не сдержался, вдогонку обвинив США в том, что они сами экспортируют терроризм на протяжении двухсот лет. На этом обмен любезностями завершен, но восстановления отношений между Штатами и Венесуэлой пока явно не планируется, хотя победа Обамы и рождала надежды. И он, и Чавес склонны к красивому популизму, и хотя у Обамы упор на «красивый», а у Чавеса на «популизм», казалось, что они смогут договориться.
Приход нового лица всегда рождает надежды, и почти всегда они не оправдываются. Даже от российских выборов в 2008-м ждали бог весть чего, хотя, казалось бы, повода не было. Но Медведев так контрастировал с Путиным, что невольно тянуло помечтать.
В июне в Иране будут выборы президента, и все, включая персидский средний класс, тоже ждут, что Ахмадинеджада сменит какой-то более адекватный персонаж. Хотя даже если забыть, что нынешний вождь лидирует в exit polls, не вызывает сомнений, что от ядерной программы и державных амбиций не откажется ни один из кандидатов, что реформист, что консерватор.
Люди верят, что политик может изменить мир, со времен Плутарха, Рюрика и короля Артура. Это понятно: проще проецировать общественные процессы на одного человека, чем разбираться в экономике, потребностях народных масс и тому подобных вещах, которые порой сложнее высшей математики и столь же неочевидны. Однако считать, что мы все зависим от воли царя, – такое же заблуждение, как полагать, что гром в атмосфере происходит от колесницы Ильи-пророка.
Правители не правят своими странами. Во всяком случае, так, как это принято представлять – единолично и свободно.
Общество движут не деспоты, благородные правители или злые махинаторы. У государственной политики всегда есть объективные причины, которые лидер отражает в своих действиях, подстраиваясь под реальную жизнь.
Чавес – самый простой пример: у него съеживается база для нефтяного популизма, и ему отчаянно нужен враг, на которого можно отвлечь внимание публики – кто еще, как не США? Скорее всего, Чавес вообще проголосовал бы за Маккейна. Обама, со своей стороны, вынужден налаживать отношения с американским истеблишментом, которому он во многом противопоставил себя в ходе выборов. Без поддержки истеблишмента невозможно разгребать текущие проблемы США, хотя одновременно за многие из них он сам же и несет ответственность. Это Гордиев узел, который на данном этапе требует от президента лояльности к генеральной линии партии.
Такие зависимости есть везде. Медведев стал еще одним элементом в системе властных сдержек и противовесов, на вершине которой балансирует Путин. Максимум надежд состоял в том, что Медведев сменит Путина на позиции верховного арбитра, но, строго говоря, это ничего бы не изменило. Может, поэтому Медведев не стал и стараться. Президент Ирана в своей политике тоже зависит от множества групп влияния, от Стражей революции до милиции Басидж, не говоря уже об аятолле Хаменеи и о собственно иранской публике. Ни Ахмадинеджад, ни «иранский Горбачев» Мохаммад Хатами эту систему радикально не изменили.
Власть объективных сил не ограничена XXI веком: это фундаментальный принцип. Так, верить, что кучка большевиков захватила власть в России и, пребывая в чаду злобных иллюзий, развернула ее в пропасть, по меньшей мере, наивно. Большевики были последними в очередь на власть в России – до них себя попробовали и консерваторы, и либералы. ВКП (б) удержалась наверху, потому что именно она – и только она – решилась поддержать то общественное и экономическое обновление, которое назрело и перезрело в сгнившей на корню империи. Большевики ответили на народный запрос и получили народную поддержку. И потом партии на протяжении 70 лет тоже было на кого опереться – не только в рядах НКВД, но и в обществе. Зато когда опора исчезла, КПСС растворилась, как туман.
Разбирать исторические события можно еще долго, но достаточно ограничиться одной цитатой из Екатерины II: «Повеления мои, конечно, не исполнялись бы с точностью, если бы не были удобны к исполнению; ты сам знаешь, с какой осмотрительностью, с какой осторожностью поступаю я в издании моих узаконений. Я разбираю обстоятельства, советуюсь, уведываю мысли просвещенной части народа и по тому заключаю, какое действие указ мой произвесть должен. И когда уж наперед я уверена в общем одобрении, тогда выпускаю я мое повеление и имею удовольствием то, что ты называешь слепым повиновением. […] Будь уверен, что слепо не повинуются, когда приказание не приноровлено к обычаям, ко мнению народному, и когда в оном последовала бы я одной моей воле, не размышляя о следствиях».
И это на пике абсолютной монархии. Можно еще напомнить, что был у Екатерины сын Павел, который как раз попробовал управлять страной, высокомерно игнорируя реальную ситуацию в ней. И через пять лет этого императора удавили придворные при молчаливом соучастии его собственного сына . Просто для странных затей Павла не было места в тогдашней России.
Это не значит, что общество стоит на месте. Как раз наоборот: оно постоянно развивается, просто движет его не пара независимых от него господ в тогах, дорогих пиджаках или десантном берете, а сумма устремлений всех, кто в него входит. Иными словами, всех нас. В каком-то смысле это самая настоящая демократия — правда, подчас не похожая на то, что мы от нее ждем.
