Цивилизация
Социологи отмечают некоторое падение интереса общественного мнения к фигуре Владимира Ленина. ВЦИОМ сообщает: большинство им опрошенных считают, что через 50 лет об Ульянове будут помнить только историки. И вправду, к чему, казалось бы, эта память, в то время когда российскому гражданину достаточно современных проблем, гораздо более актуальных.
Но при этом все двадцать лет с момента падения советского режима не утихают споры о Ленине, а
все разговоры о его роли в истории заканчиваются ссорой по поводу того, не пора ли закрыть Мавзолей и похоронить основателя СССР по христианскому обычаю. Интересно представить, что бы изменилось, если бы это было сделано.
Избежала бы Россия экономического спада? Изменилось бы ее институциональное устройство, стали бы ее суды справедливыми, а милиция и ФСБ – истинными защитниками народа? Избежали бы мы войн на Северном Кавказе? А если нет, зачем мы это обсуждаем с такой горячностью?
Собственно говоря, горячностью – и даже большей, чем в вопросе о Ленине – отличаются и споры о Сталине и перипетиях Великой Отечественной. Такое ощущение, что страна переосмыслила понятие вечных вопросов, заменив их, пусть даже и великими, но все же эпизодами из собственной истории. И, в общем, понятно почему. Потому что вся эта история не дала ответов на существенные вопросы.
Нелегитимность распределения богатства, несправедливость основных институтов государства (от судов до ГИБДД), несоразмерное насилие и сейчас являются признаваемой подавляющим большинством граждан России реальностью. Это не достижение разваливших Советский Союз демократов – в позднебрежневские времена широкое хождение имел анекдот про восставшего из праха Ильича, изучающего фарватер Москвы-реки на предмет прохождения по нему крейсера «Аврора». Но совершенно очевидно, что комплексы, эксплуатировавшиеся в свое время большевиками, мягко говоря, не преодолены.
Они, возможно, могли бы быть изжиты, если бы природа власти в стране после крушения коммунизма изменилась. Однако слишком во многом она осталась той же. И поэтому
ленинское наследие в части политической интриги для власти, ровно как для народа чувство эфемерной социальной справедливости, остается актуальным.
Абсолютно по-ленински действовал ныне проклинаемый многими Борис Ельцин, меняя лозунги, сталкивая придворные группировки и создавая систему «сдержек и противовесов», основанную не на учете гражданских интересов, а на борьбе влиятельных кланов. По-ленински в оба своих президентских срока поступал Владимир Путин, натравливая бедняков на богачей, запугивая избирателей внешней угрозой и апеллируя опять же к идее справедливости.
Зачем же общество лукавит само с собой, мучаясь навязываемой ему повесткой? Понятно зачем.
Граждане России, как это ни смешно звучит, ищут свою идентичность. Ищут на фоне процветающей коррупции, насилия, потери места в мировом распределении труда. Радуются, когда слышат, что «Россия встает с колен». Огорчаются, если олимпийская сборная недобирает медалей.
Мы обманываем себя сами. Символические ценности сами по себе практичны только тогда, когда имеют признанную стоимость. «Могущество державы», «освободительные идеи» и «торжество мирового коммунизма» таковой не располагают. Лик Бенджамина Франклина на американском долларе располагает, а Мавзолей – нет. И советские рубли с профилем Ленина ушли в прошлое не потому, что память о вожде угасла, а потому, что их покупательная способность полностью исчезла.
Отмечающие день рождения Ленина постепенно (может быть, медленнее, чем некоторым бы хотелось) превращаются в сектантов. Мифы о Ленине и других героях (и антигероях) нашего прошлого сохраняются. Хорошо было бы, если бы мы четче осознавали отличие мифа от действительности.
