Цивилизация
Террористическая акция в Домодедово по-прежнему остается одной из центральных тем в дискуссиях о российской безопасности. Объяснение этому простое.
К терроризму в республиках Северного Кавказа и обыватели, и политики привыкли. Взрывы, нападения и другие эксцессы воспринимаются уже почти как норма. Кавказский терроризм в годы «вертикали» приобрел характер эндемии. Иное дело — взрыв в крупнейшем транспортном узле России, столице будущей зимней Олимпиады и чемпионата мира по футболу.
Да еще и с жертвами среди иностранных пассажиров. Как говорится, почувствуйте разницу. Очевидно, что северокавказские подпольщики, разыгравшие этот кровавый спектакль, пытаются давить уже не только на российское общественное мнение (хотя и эту задачу они не снимали с повестки дня), но и на умонастроения на Западе, где люди крайне чувствительны к человеческим потерям. И где даже участие собственных войск в операциях в Афганистане и в Ираке вызывает горячие публичные споры. Что уж говорить про отправку спортсменов на главные игры четырехлетия! Таким образом, слабость России, а не мифическая сила страны, встающей с колен, выходит на первый план в «российских» дискурсах западного политического класса и экспертного сообщества.
Такой поворот темы возник не вчера. Например, в последнем ежегодном докладе госдепартамента США, посвященном обзору соблюдения прав человека в мире, о российской политике на Северном Кавказе говорится не только в контексте нарушений законности со стороны «силовиков» или местных республиканских элит. Поднимается проблема отсутствия у Москвы ресурсов для выполнения российских же законов (а также управленческих указаний из центра) на той или иной терроритории и неготовности центральной власти ограничивать аппетиты региональных руководителей. В итоге делается интересный и нешаблонный вывод:
соблюдению права человека на Северном Кавказе мешает слабость российской государственной машины, а не ее якобы «авторитарный» или «тоталитарный» характер.
А теперь добавим к этому, мягко говоря, не слишком хорошие знания деталей кавказской политики, истории, культуры внутри американского и европейского политического истеблишмента. Фундаментальная наука — отдельный разговор. И, хотя эта сфера оказывает влияние на принятие политических решений в США и в странах Европы, не стоит переоценивать значение серьезных публикаций (книг и статей) на формирование подходов к России (и ее самому взрывоопасному внутриполитическому направлению — Северному Кавказу). Здесь гораздо больше зависит от предвыборной динамики и внутренних факторов. Вспомним хотя бы решение испанского правительства прервать участие своих солдат в иракской операции. Оно было принято под воздействием общественного резонанса от террористической атаки в Мадриде. В то время никакие рациональные, трезвые и взвешенные аналитические публикации, оправдывающие необходимость продолжение военного присутствия в Ираке, не сработали бы. Какой бы высокого уровня профессионал ни написал их тогда. Таким образом, наращивание террористической активности в России становится не только самой серьезной внутренней проблемой страны (о чем в своем президентском послании 2009 года говорил Дмитрий Медведев), но и насущным внешнеполитическим вопросом.
Хочу сразу оговориться. Сегодня в США и Европе нет каких-то особых симпатий к так называемым борцам за свободу на Северном Кавказе. Конечно, при желании мы можем отыскать политологов, политиков (действующих и отставных), готовых разделить представления о «второй Кавказской войне» и продолжении «распада СССР» внутри России. Так, например, в январе нынешнего года в Вашингтоне прошла презентация книги о Чечне с участием Ильяса Ахмадова (в РФ его считают террористом, нашедшим убежище в Штатах) и ветерана «холодной войны» Збигнева Бжезинского, в ходе которой звучали старые песни про «свободу Ичкерии» и «законного президента Масхадова». Однако данное событие (и подобные ему ситуации) — этот тот случай, когда главный редактор оставляет за собой право не соглашаться с мнением конкретного автора. Официально в 2010 году госдеп США включил Доку Умарова в списки террористов, а северокавказское подполье устами представителя этой структуры Дэниела Бенджамена (кстати, профессионально занимавшегося до своей службы анализом радикального исламизма) было названо угрозой не только для РФ, но и для Соединенных Штатов. И Вашингтон, и Брюссель признают территориальную целостность РФ и не видят в кавказском исламизме здоровой альтернативы. Однако в то же время Запад нельзя заподозрить в абстрактном альтруизме.
Вкладывая деньги в Россию, а также готовясь к участию в глобальных спортивных форумах, США и ЕС хотели бы, чтобы их российские партнеры реально оценивали масштаб террористической угрозы и могли бы показать хоть какую-то позитивную динамику вместо бравурных отчетов о том, что «ситуация нормализуется», а «бандподполье доживает свои последние дни».
Увы, из Москвы не исходит сколько-нибудь адекватных оценок ситуации. Так, Владимир Путин во время своего визита в телецентр «Останкино» заявил, что террористы «даже не понимают часто, чего хотят. Не могут сформулировать свои требования». По его словам, мы стоим перед угрозой «анархического терроризма против всех и всего: против государства, против существующей власти, против страны». Между тем подобные выводы можно было бы с полным основанием отнести к российской власти. В том смысле, что она уже который год не может внятно сформулировать свои цели, базовые задачи, требования и нарисовать перед обществом четкие перспективы будущего. Вы говорите, у террористов нет целей? Так это просто не соответствует действительности. Доку Умаров, лидер так называемого имарата Кавказ, вполне недвусмысленно отвечает на вопрос российского премьера. Россию, по его словам, ждет впереди «море слез», и, чтобы избежать этого, она должна уйти с Кавказа. Что это, если не манифестация цели?
Спору нет, цель эта преступная, антигосударственная и антиобщественная (так как в ходе терактов страдают мирные люди, и христиане, и мусульмане, и русские, и представители кавказских народов). Но эта цель базируется на определенных установках, взглядах и подходах. Конечно, любой профессиональный востоковед разоблачит Умарова как нестопроцентного исламиста, найдя у него (и его сообщников) ошибки в произношении и написании арабских слов, незнание сур Корана и еще много чего. И в самом деле, «имарат Кавказ» (организация запрещена в России) мало похож на исламистские течения в Египте, Йемене, Иордании или в Пакистане. Однако с помощью этой «нестопроцентной» исламистской идеологии в ряды противников Российского государства и общества вербуются люди, которые еще вчера мало что знали об «истинной вере» и ее врагах. Скажете, Умаров — не генсек террористов? Верно! Но в последние годы, как справедливо заметил Орхан Джемаль, он стал «точкой сборки сети», которая не просто себя таковой объявила, но и «признана сетью». И, как бы мы ни относились к его обещаниям, результаты очевидны: дестабилизация нарастает, а не снижается.
Почему это происходит? И что этому можно противопоставить, кроме «спорта как национальной идеи» (видели мы в декабре прошлого года, во что эта идея выливается на практике!), кадровой чистки среди чиновников третьего (и ниже) уровня и многозначительного пригорюнивания? От власти мы не получаем четких объяснений. Более того, она не считает нужным что-либо вообще объяснять. Или вот недавно аппарат полпреда президента в СКФО (который в связи с домодедовскими событиями неожиданно затих) порадовал новой креативной идеей — созданием совета старейшин при «наместнике» и его подразделений на уровне субъектов федерации. И все это в лучшем стиле советских съездов ткачих, поварих и доярок. Трепещите, террористы! А между тем
такая невнятная реакция только усиливает убежденность за рубежами нашей страны, что Россия не контролирует Кавказ, что она растеряна и может потерять этот регион в кратчайшие сроки.
Это же провоцирует самые нелепые построения, такие как наличие некоего объединенного «кавказского мнения», которое якобы направлено на отсоединение от РФ. Но только понять надо одно. Не с ценностной, а с прагматической точки зрения в этих (а также других многочисленных) нелепостях, которые мне приходится почти ежедневно читать и видеть в американской прессе, интернете и на ТВ, виноваты не только и не столько профессиональные русофобы и поклонники кавказских freedom-fighters, сколько отсутствие объяснительных моделей со стороны официального Кремля.
Понятное дело, для нынешней российской системы административно-бюрократического рынка внутреннее общественное мнение ничего не значит, и объясняться с «пиплом» ни тандем, ни его клиенты не хотят. Но перед внешним миром объясняться придется. Просто потому, что без этого внешнего мира нынешнее «просперити» российской элиты не будет гарантировано. Там, за рубежом, банковские вклады, любимые курортные места, а также место реализации растущего покупательного спроса. Однако в этой части мира привыкли задавать неудобные вопросы потенциальным потребителям здешних услуг.
На Западе многие уже махнули рукой на российскую демократию и свободный рынок. Однако непредсказуемость режима и возможность распада страны с неконтролируемыми последствиями (а один распад СССР до сих пор поставил больше неудобных вопросов, чем разрешил старых) — это намного серьезнее.
Тут уж не отделаешься дежурными фразами про «анархистов», «бандитов» и «старейшин». Иначе два праздника спорта (и не только) окажутся под вопросом. А ведь в них вложено уже так много души представителей российского истеблишмента.
Как бы то ни было, а трагедия в Домодедово стала важным событием в процессе «интернационализации» северокавказских проблем. И если власти искренне заинтересованы (хотя их интерес к чему-то нематериальному вызывает сомнение) в том, чтобы остановить этот процесс, то надо как можно скорее идентифицировать своих противников и союзников, отказаться от безудержной словесной демагогии, перейти от запоздалого реагирования к стратегическим подходам к Северному Кавказу. И дать наконец внятную картину этой проблемы внутри страны и за ее пределами. Впрочем, непонятно, кто возьмет на себя это тяжелое бремя.
Автор — приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований (Вашингтон, США).
