Сделка, на которую в конце концов пошел Израиль, выпустив из тюрьмы 1027 осужденных за террор в обмен на освобождение удерживавшегося в заложниках капрала Гилада Шалита, приковала внимание всего мира. Практически все международные телекомпании (кажется, за исключением только китайского иновещания да Russia Today) транслировали это событие в прямом эфире. И вправду, сделка получилась знаковая.
Сторонники террористов рады — ведь выгода вроде бы очевидна. Но это как посчитать. Курс 1027 к одному в экономике никто бы не посчитал показателем, свидетельствующим о крепости валюты. Здесь, разумеется, речь идет о гораздо более высоких ценностях. И решение, которое израильскому правительству далось весьма тяжело и которое не было встречено с полным единодушием в самом Израиле, стратегически, похоже, является верным. Объясняя его мотивы в письме родственникам жертв террора, премьер Нетаньяху заявил: «Эта страна не оставит своих солдат».
Это не проявление абстрактного гуманизма, да и странно было бы ожидать такого от правого политика, каковым является Биньямин Нетаньяху. Речь идет о готовности платить высокую цену именно за жизнь и свободу собственного гражданина и о чувстве ответственности, которое испытывает государство, одевшее его в военную форму и сделавшее объектом атаки.
Но можно сказать и шире — это свидетельство того, насколько высоко хотел бы Израиль оценивать жизнь «своего», даже притом что, отпуская 1027 потенциальных убийц, идет на очень большой риск.
По опросам, 79% израильтян поддержали решение своего правительства. Это высокий уровень, но не наивысший. А вот среди русскоязычных израильтян картина прямо противоположная — там поддержавших «сделку Шалита» только 24%.
Это означает, что большинство выходцев из бывшего СССР, проживающих в Израиле, легче, чем их сограждане, относятся к перспективе пожертвовать одним конкретным человеком (а может, и миллионом конкретных людей) ради, условно говоря, победы. Многие утверждают, что такое отношение было свойственно историческим деятелям и Советского Союза, и России как таковой — от Меньшикова до Жукова. Ни один из них, скорее всего, никогда и не произносил приписываемых им слов «бабы еще нарожают» в ответ на сообщения о потерях, но фраза бытует. И сегодня ее достаточно часто повторяют, когда речь заходит об «издержках» контртеррористических операций — что в Беслане, что в «Норд-осте».
Это не означает, что готовность пожертвовать своими согражданами является нашей национальной спецификой. Такая готовность присутствовала повсеместно в недавней истории человечества и присутствует до сих пор в упомянутом уже Китае, например. И, конечно, далеко не только там.
Готовность пожертвовать человеческими жизнями (желательно жизнями соседей, а не своей), в принципе, является козырем традиционного общества в войне. А отказ от идеологии жертвенности, придание частному лицу статуса более высокого, чем даже государственные интересы, может обернуться — и уже оборачивался в последние десятилетия — неспособностью вести вооруженную борьбу.
Однако есть способы обернуть этот проистекающий из гуманистической мягкотелости недостаток в преимущество. Именно их нащупывают в Израиле.
И прежде всего здесь нужно говорить о добровольно осуществленной государством трансформации знаменитой максимы Джона Кеннеди: «Не спрашивай, что сделала для тебя родина, спрашивай, что ты можешь сделать для нее». В новом мире она неприменима. Точнее, она нуждается в дополнении: «И если ты хороший и честный гражданин, государство защитит тебя, заплатив за это любую, самую высокую цену».
В таком виде, когда государство официально признает всю меру лежащей на нем ответственности перед капралами, рядовыми и даже штатскими, боеспособность его армии, как показывает опять же пример Израиля, оказывается выше, чем у сторонников идеи того, что врага следует заваливать трупами, и любителей песни «Мы за ценой не постоим».