Глава совета Михаил Федотов на прощальной пресс-конференции в Москве заявил, что Россия нуждается в продолжении курса модернизации. Тем самым давая понять, что такой курс все-таки проводился. «Безусловно, наш совет опирается на те слои общества, которые считают, что страна должна пройти модернизацию. Стране ни в коем случае нельзя впадать в застой, нельзя оставаться такой архаичной и по социальной структуре, и по устройству государственного аппарата», — сказал Федотов. Между тем часть его коллег по совету более не намерены сотрудничать с властью в этом качестве и содействовать модернизации страны. Первой об уходе объявила директор Transparensy International Russia Елена Панфилова, готовившая в рамках совета доклад по борьбе с коррупцией. Действительно, считать, что, несмотря на всю постоянную антикоррупционную риторику президента Медведева и даже утверждение теперь уже практически забытого национального антикоррупционного плана, эта борьба принесла хоть какие-то результаты, было бы величайшей наивностью. Коррупции в России стало больше, а не меньше, причем на всех этажах государственной лестницы.
Вслед за Панфиловой совет покидают политолог Дмитрий Орешкин и председатель организации помощи беженцам «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина. Оба объяснили свое решение газете «Ведомости» нечестностью президентских выборов. Доклад Орешкина о нарушениях избирательных прав значился в повестке прощальной встречи членов совета с президентом Дмитрием Медведевым 28 апреля. Но администрация президента под предлогом жесткого графика главы государства вообще исключила этот пункт. Орешкин собирался рассказать о росте приписок за победителя за время последнего электорального цикла и завышенном результате Владимира Путина.
Еще около десятка членов совета также рассматривают возможность выхода из этого органа, хотя неизвестно, останется ли он вообще при Путине: этот вопрос всецело находится в компетенции избранного президента.
Обижаться на реакцию власти правозащитникам в значительной степени бессмысленно. В российской истории практически не было случаев плодотворного сотрудничества представителей гражданского общества с властью. Хотя это не значит, что не надо было пытаться заступаться за невинно осужденных. Удалось же Петру Капице благодаря публичному заступничеству вызволить Льва Ландау из сталинских застенков, притом что Сталин менее других российских правителей походил на человека, готового прислушаться к чьим-либо просьбам и тем более требованиям. Но, с другой стороны, первый президент России Борис Ельцин, например, миловал много, на порядки больше людей, чем Путин с Медведевым. Но происходило это вовсе не вследствие активности правозащитников, а благодаря собственным представлениям Ельцина о добре и зле или политической целесообразности.
Если правозащитники обращаются к власти или тем паче идут в созданный властью орган, они должны изначально избавить себя от иллюзий и завышенных ожиданий. Старое лагерное правило «не верь, не бойся, не проси» применительно к взаимоотношениям гражданского общества и авторитарной власти несколько трансформируется.
Всем, кто готов искренне (а не ради карьеры или пьянящего чувства близости к трону) сотрудничать с властью, важно не верить, не бояться, но просить. Это нужно не столько власти, сколько самому обществу.
В конце концов, даже согласие на общественную экспертизу дел Ходорковского и Магнитского, даже помилование Сергея Мохнаткина (который в нормальной ситуации просто не был бы посажен за отсутствием состава преступления) — это хоть какие-то усилия, которые общество, пусть и без особых последствий, заставило предпринять власть. И тем самым доказало власти, что оно пусть и слабое, но все-таки существует.
Возможно, кроме очистки собственной совести единственный смысл сотрудничества правозащитников с нынешней российской властью и состоит в том, чтобы власть не думала, что все с ней согласны по умолчанию и что она совершенно бесконтрольно может творить все, что вздумается. В данном случае даже слова отчасти становятся делами. Только не надо преувеличивать значение этих слов.