Цивилизация
В наш информационный век, когда каждый грамм нашего существа может быть учтен и взвешен, мы, если этого требует природа власти, становимся полностью подконтрольными. Мы сами должны на себя доносить, а затем ждать, как власть истолкует результаты этого доносительства – благосклонно или же повернется к тебе грозным оком и покажет кузькину мать.
Или кузькину бабушку? Ибо так всегда был устроен российский мир. Князь Петр Вяземский, поэт, а по принуждению высокий финансовый чиновник, писал два века назад: «У нас запретительная система господствует… во всем. Сущность почти каждого указа есть воспрещение чего-нибудь. Разрешайте же, даруйте иногда хоть ничтожные права и малозначительные выгоды…» (Записные книжки (1813–1848)).
На эту нижайшую просьбу до сих пор нет ответа. Запретительная система каждый раз воскресает, как птица феникс, после того как ее сожгли.
С ней расправились в 1990-х годах. Но она возродилась немедленно. Уже в 2000–2006 годах число вновь изданных федеральных нормативных актов увеличилось на 40% (в сравнении с 1993–1999 годами). Дальше началась жизнь по экспоненте. В 2007–2013 годах количество нормативных актов выросло уже в два раза в сравнении с 2000–2006 годами. И в три раза к 1993–1999 годам (расчеты по «Консультант+»).
В 1990-х годах государства не хватало. В 2010-х годах его стало слишком много.
Партия насупленных регуляторов
В России живет 4–5 млн нормативных актов. Это население большого города. Мы существуем в них, как хлеб, вода и молоко в авоське. Матерчатая сетка мелкого плетения, сквозь которую не высунуться, но в ней можно попрыгать и побарахтаться. Посетовать на «регулятивное бремя», но не выскочить. Что же сулит нам будущее? Наступит ли день, когда кто-то великий придет и скажет: «Эй, братцы, не нужно так! Дайте им больше свободы, этим белым и синим воротничкам!»
Но верхи молчат, а на горизонте стали темнеть тучи. В России возник новый класс людей – «обиженные» силовики, как следствие запрета им выезда за границу.
Они сердцевина власти. Они реально управляют государством. Этот новый конфликт интересов – человеческих, экономических, политических – по всем законам общественных наук будет влиять на нашу жизнь на пять-десять лет вперед.
Будут ли 4 млн человек, подпавших под запрет (оценка СМИ), и их семьи с радостью смотреть, как их счастливые соотечественники снуют мимо них с чемоданами и валютой, пересекая границу и отправляясь в дальние края? Будут ли облегчать, упрощать и открывать шлагбаумы?
Скорее всего, нет. Из этого конфликта интересов должны вырастать все новые запреты и ужесточения для всех прочих, связанные с ограничением свободы выезда, обращения и перевода валюты, просто жизни на вольных хлебах.
До этого «погулять где-то в дальних краях» и оставить там следы – личные, имущественные – было общим интересом всего российского народа, всех его классов. На этом, что бы ни случилось в экономике, держалась прозрачность границ – административных, финансовых.
Сегодня этот интерес почти распался. У тех, кто имеет власть над власть имущими, этот интерес деформирован, искажен, обращен во что-то обратное запретами на выезд.
Насколько временными? Никто не знает.
На крыло становится иная страна, чем десять или пять лет назад. Она жестче, холоднее, она закрыта в каждой мелочи жизни. В ней меньше свободы движения, думания, деятельности.
В ней поднимается на ноги и разминается Большой Брат. В ней все больше способности к розыску, досмотру, к тому, чтобы, не спрашивая, заходить в чью-то частную жизнь.
Уголовный кодекс принят в 1996 году. С тех пор его письменный объем вырос более чем в два раза. Кодекс об административных правонарушениях (2001–2014) увеличился своими текстами в 2,1 раза.
Насупленное государство.
Гулливеры и лилипуты
Чем больше нахмурены брови у государства, тем ближе мы к модели экономики с нечеловеческим лицом.
В этой модели тонны нефти и стали, кубометры газа, мегаватты объективно важнее людей.
Программы развития – все больше о скважинах и электролизе. Люди – это то, что они производят. Люди – это производители. А государство – яхтенный клуб крупных корпораций.
Кто равные партнеры государства? С кем оно любит разговаривать? Крупнейшие компании всего мира, соединенные в добыче сырья от Балтийского моря до Тихого океана.
Кто не партнеры? Публика, средний класс, мелкий и средний бизнес. Лилипуты должны быть учтены, закреплены, накормлены и успокоены, чтобы исправно осуществлялись проекты века, новые повороты рек, рождение широченных труб и магистралей.
Лилипутское брожение должно быть мелким и посвящено еде. Они сами должны решать свои проблемы, а в остальном – кормиться у государства. Они и их кормление – это то, о чем торгуются реальные партнеры, решая, сколько бизнес должен оставить государству и зачем.
Связанная экономика
Нет ничего хуже для будущего России. Когда думаешь, почему одно общество выигрывало у другого или почему одна страна выживала за счет другой, то видно, что победители – это те, кто смог обеспечить большую экономическую свободу, дать больше возможностей действовать тем, кто к этому готов, со всей энергией, независимо, инновационно и рискованно.
Победители – это те общества, которые свободнее в предпринимательстве, особенно в мелком и среднем, и труде, обеспечивая вместе с тем лучше налаженный надзор государства за честностью рынков и системными рисками.
Вместо этого мы подступаем, шаг за шагом, если не к мобилизационной экономике, то к экономике, в которой все, кроме крупнейших корпораций, связаны по рукам и по ногам, у всех стеснено сердце и низкое небо висит над головой.
Это экономика, которая будет устаревать с каждым прошедшим годом, сколько ни вливай в нее денег.
В народе, в его «модели коллективного поведения» давно есть внутренний надлом, который раз за разом порождает административные системы и людей, стремящихся к ошейнику. По всем опросам, 80–90% населения влюблены в государство, в крупные корпорации и готовы им принадлежать, если те возьмутся их кормить и защищать.
80–90% – это много.
Что делать?
Ответ простой: стать свободней.
Это может сделать только сам народ. Что-то вдруг меняется в его характере, в том, как он думает, дышит, кого любит, кого гонит, потому что речь идет о том, чтобы выжить. Немцам и японцам это удалось. То, как они изменили себя, то, что они сделали со своими экономиками, невозможно совершить только под воздействием власти.
Народ сам меняет себя, в то же время оставаясь самим собой. Выбирает другой, более удачный и легкий проект, в котором, конечно, будет место и газовой трубе, но прежде всего будет то, что называется экономическим чудом, – модернизация, пассионарность, переход в режим развития с высокой скоростью.
В экономике это означает сильные лекарства – резкое снижение регулятивного бремени, диверсификацию собственности, яркие налоговые стимулы для малых и средних, для прямых иностранных инвестиций, настройку финансовой системы на то, чтобы подгонять рост, ударные стимулы государства – для роста активов среднего класса, для того чтобы в центре развития встал энергичный, инновационный, думающий человек.
Все это при надзоре государства, обеспечивающем честность предпринимательства и его минимальные риски. Как без этого?
Чтобы это случилось, есть много идей. Но помимо этого нужно исполнить еще два простых желания.
Первое – чтобы в эшелонах власти сократились запасы:
– странных, незамысловатых существ, всегда готовых управлять чем угодно, всем, что имеет любую степень сложности;
– крикунов и забияк, живущих по Фрейду и его последователям;
– схоластов, все тех, кто независимо от обстоятельств жизни готов бесконечно повторять только то, что выучил когда-то;
– либералов, которые псевдо, и патриотов, которые псевдо. Ибо не может быть либералом человек, загоняющий своими действиями страну в тоталитаризм. И не может быть патриотом человек, загоняющий свою страну в бедность, закрытость, тупик.
И второе желание – удержать и многократно умножить во власти тех, кто считает величием государства качество и самую высокую продолжительность жизни людей, его образующих.
Автор – д.э.н., проф., завотделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН
