Цивилизация
Игры в Сочи и Крыму
— Читаю новости: Путин поручил проработать вопрос об игорной зоне в Сочи. Чуть раньше Дума приняла в первом чтении законопроект о создании игорной зоны в Крыму. Оцените как градостроитель эти идеи.
— Я всегда говорил, что перед архитектурой должна идти литература. Еще в большей степени это касается градостроительства. Для начала надо понять, зачем мы это делаем — не с точки зрения квадратных метров, а с точки зрения образа жизни. Если говорить про олимпийский Сочи, то мы там уже построили — не знаю, осознанно или случайно — второе Монако. Много функций на море без моря.
Кто был в Монако — тот сразу заметит сходство. Из гостиниц тебя возят на пляжи на машинах. Не хочешь ехать на пляж — в отелях есть бассейны. Приезжают туда за другим: покутить, поиграть, посмотреть. Там прекрасный аэропорт, качественная железная дорога. Можно проводить крупные спортивные и иные мероприятия. В общем, если где и делать новую игорную зону, она должна быть там. Гостиницы уже построены, за спиной азартный Кавказ.
А вот при слове «Крым» у меня сразу возникают имена Айвазовский, Грин, Волошин, названия «Бахчисарайский фонтан» и другие. Разве это не говорит о том, что, прежде чем решать, что там строить, надо понять, что там надо сохранить. А это уже совсем другой масштаб застройки.
Мы часто губим то, что любим. Доводим хорошее место до отрицательного качества, стараясь улучшить то, что и так хорошо.
У нас есть места — даже в Москве, — где конь не валялся. Я в свое время не пускал жилой район на Крымскую набережную именно по этой логике: зачем лезть туда, где и так хорошо. Есть промзоны — там для улучшений поле непаханое.
Крым — это здравница. С прекрасным воздухом, удивительной по красоте природой, богатейшей историей и ее памятниками. Здесь слово «литература» важнее, чем слово «архитектура».
Чтобы на голову не падало
— Недавно новый глава Минстроя Михаил Мень предложил вам стать гендиректором НИЦ «Строительство». У нас еще жива строительная наука?
— В этот НИЦ входят три уважаемых НИИ: один занимается конструкциями, второй — бетоном и железобетоном, третий — основаниями зданий. Это — элита инженерной мысли. Но я прошелся по зданиям и понял, что российская строительная наука находится в точке невозвращения. Еще один виток приватизации — и ее просто не станет. НИЦ держится, хотя и он стоит в плане приватизации, а некоторые другие институты уже не институты — просто помещения.
Помню, один высокий чиновник как-то сказал: «Меня интересует только та наука, которая через два года даст результат на стройке, все остальное мы купим».
Особенно «мудро» это звучит сейчас, когда Россия оказалась под санкциями.
Если бы мы к сегодняшнему дню полностью перешли на иностранные нормативы и технологии, которые зависят от поставок зарубежных запчастей, была бы просто беда.
— А чем те же нормативы ВТО, куда мы вроде как стремились, хуже отечественных ГОСТов?
— Я, например, говорю на русском языке. Мой визави говорит на английском. Чтобы мы друг друга поняли, нужно или выучить язык, или нанять переводчика. Но не обязательно при этом забывать свой язык. Осваивая еврокоды, мы просто должны сделать сравнительные таблицы, как нормативы ВТО переводить в наши и обратно. А если завтра мы всей страной повернемся к Азии, то опять будем учить новый язык, забывая свой? Основа должна быть национальной. Специалисты — пользоваться услугами переводчика. А эксперт обязан знать два языка, а лучше три. Вот и весь разговор.
Сегодня Минстрой пытается создать государственный научный центр, который бы аккумулировал — не административно, а идеологически — весь тот научный потенциал в области строительной науки и архитектуры, который еще можно собрать.
Строительная наука — это безопасность страны. Ее сохранение и развитие я считаю сейчас главной задачей. Потому что мы дошли до черты.
— Вы сказали: дошли до черты. У нас что, здания начали рушиться? Дороги осыпаться?
— Сегодня найти хорошего конструктора уже практически невозможно. В одном из регионов, строя футбольный стадион, заложили в проекте свайные основания. Хорошо еще только в проекте, а не в натуре. Эксперты были в шоке: ребята, вы что, не соображаете, что работаете в сейсмоопасной зоне, где такой фундамент в принципе не может применяться? Проект переделывали заново.
За последние десять лет у нас не было ни одного крупного спортивного объекта, который начали делать с первого проекта.
— Сразу вспоминается с каждым годом дорожающий, но так и не построенный питерский стадион «Зенит-Арена».
— Это случай вообще за гранью. Но и в Москве, и в Казани, где процесс налажен лучше, проекты спортивных объектов переделывали неоднократно. Налицо дефицит профессионалов: проектировщиков, строителей, изыскателей. К примеру, весь Советский Союз обслуживало 260 организаций изыскателей. Сейчас их порядка десяти тысяч. Понятно, что все эти десять тысяч мелких фирм не могут себе позволить иметь спецов такой высокой квалификации или то оборудование, которое имеют крупные организации.
Понимаете, профессионал — это человек зацикленный. О чем, к примеру, мечтает садовник, возделывающий вишневый сад? Чтобы вишен было больше. То есть ему надо вовремя сад удобрить, опрыскать, снять вишни.
Приходит менеджер. Он сначала взвесит этот сад в вишнях, потом в древесине, а потом в коттеджах, которые могут быть на месте сада построены. Плюс древесина. Какие на фиг вишни?
Если мы будем и дальше так вести дела, то вряд ли построим города-сады. Мы с коллегами считаем, что сегодня должна появиться новая строка в указе президента о приоритетном развитим в науке и технологиях. Она должна называться очень просто: среда жизнедеятельности.
Мы не замахиваемся широко, не говорим про «качество жизни». Потому что качество жизни — это, кроме школы, еще и хорошие учителя, кроме больницы — хорошие врачи. Все вместе. А вот среда жизнедеятельности, начиная от региона, города, района, улицы, двора, — это наша профессия. Идею поддержало министерство, будем это направление пробивать дальше.
— Что вы вкладываете в понятие «среда жизнедеятельности»?
— Оно состоит из двух частей. Безопасность и комфорт. Безопасность — чтобы ничего не падало, чтобы вновь построенный район при наводнении не затопило. Комфорт — чтобы в квартире не было душно, когда на улице жарко и т.д. В XXI веке людям уже мало одной безопасности. К сожалению, нашей строительной наукой этот показатель вообще не рассмотрен.
— Зачем для этого нужен специальный указ президента? Технических регламентов недостаточно?
— Нужен новый базовый технический регламент безопасности в градостроительстве. Он должен обобщить наработки МЧС, военных, санврачей и далее по списку. Чтобы не строить населенные пункты в зоне паводка, не возводить поселки там, где постоянные лесные пожары.
Мы хорошо работаем в чрезвычайных ситуациях, но мы не умеем нормально жить.
Вторая наша большая проблема — мы не так считаем деньги. Мы оцениваем объект на период строительства. Но есть еще куда больший по времени период эксплуатации. И деньги надо считать, особенно когда это государевы объекты, на весь срок службы здания. Инвестор, если он не дурак, так и делает.
— В том случае, если он после стройки не уходит с объекта, а зарабатывает еще и на его эксплуатации, скажем, оставляя в жилом доме свою управляющую компанию.
— Конечно. Пока же большинству застройщиков период эксплуатации до фонаря. Построил, получил деньги и пошел себе. К сожалению, государство тоже так делает. Мы экономим на квадратном метре при строительстве. Но при этом получается, что нам невыгодно использовать современные материалы, разрабатывать новые проекты планировки, невыгодно делать исследовательские разработки, направленные на то же энергосбережение, шумопоглощение и т.д. Но если мы не начнем просчитывать период жизни здания, мы постоянно будем иметь проблемы с ЖКХ. Тарифы сейчас только растут.
Удешевить будущие коммунальные расходы можно и нужно именно на этапах проектирования и строительства.
— Это кажется таким очевидным, что возникает вопрос: почему же мы до сих пор строим по-старому?
— Стройка — это быстрые деньги. Сильному строительному лобби в нашей стране выгодна такая ситуация.
— Тогда еще один очевидный вопрос: как вы с этим лобби собираетесь справляться? К совести призывать?
— В том числе.
Архитектор и власть
— Когда я ушел с должности главного архитектора Москвы, то наконец смог посмотреть на наш архитектурный цех со стороны. И с изумлением увидел вместо него разбитое стекло. Практически нет единого понимания целей и задач нашей профессии. Каждый тянет одеяло на себя. Мы потеряли ту роль, которая была раньше у архитекторов.
— И какой была эта роль?
— Она была близко к власти. Архитекторов слушали. В советское время слушали. И Лужков слушал, что бы о нем сейчас ни говорили.
— Сталин тоже слушал?
— И Сталин слушал. Диктаторы всегда слушают архитекторов.
Я заметил, что архитектура процветает именно при диктаторах и узурпаторах. Они стараются визуально включить в историю свой период.
— Значит, сейчас опять приходит ваше время? В стране у нас наблюдается явный поворот к твердой руке.
— Я этого не говорил. Я говорю о том, что наш цех сам себя ослабил. Постоянные конфликты всех со всеми: союзов архитекторов, академии, «Стрелки», МАРШа, создание все новых и новых структур, которые по факту не работают. Бывают бои по правилам, у нас сейчас бои без правил. Пора с этим заканчивать.
— У вас есть объединяющая идея?
— Как минимум есть желание. Я совершенно четко понял, что широкая специализация национальных объединений (проектировщиков, строителей, изыскателей, застройщиков жилья) — это не очень хорошая вещь. Качество теряется.
Сейчас мы пытаемся для начала обобщить нормативную и технологическую базу. Ведь это же очень дорого и просто нелепо, когда каждый заново разрабатывает технологию.
— Западные санкции против России могут стать толчком для развития строительной отрасли?
— А мы это уже проходили. Когда появились все эти «донстрои», «миракс группы» и другие? Когда в 1998 году начался кризис и из «Сити» сбежали все инвесторы. Потом уже и их настиг кризис. На место разорившихся вновь пришли другие. Думаю, и в данной ситуации наши ребята быстро сообразят, что делать. И импортозамещение найдут, и все что угодно.
— В последние годы мы в основном покупали западные строительные технологии?
— Конечно. На первый взгляд это проще. Но нельзя только по этому критерию оценивать.
Нужно иметь что-то свое, чтобы в трудный час не остаться ни с чем.
Я недавно проектировал крупный объект в Калининграде. Сунулся — нет даже приличной геоподосновы участка. Хорошо, что в архиве нашлись немецкие карты 1939 года — по ним хотя бы можно было понять, где рельеф выше, где ниже, куда вода потечет.
Я же не говорю, что мы должны отрезать себя от мира. Ни в коем случае. Но мы должны себя уважать. И если уж мы расположились географически на разломе Азия — Европа, то должны знать три языка, не забывая родного.
