Цивилизация
Выход Словении и Хорватии из состава СФРЮ в июне 1991 года часто называют началом распада страны, хотя официальной «отправной точки» в этом смысле не существует: это длительный и многоуровневый процесс. Событий, «поставивших крест» на едином государстве, было немало и до решения властей в Загребе и Любляне, которые провозгласили независимость, опираясь на результаты своих референдумов (в Словении в декабре 1990 года идею независимости поддержали 88,5% избирателей, а в Хорватии в мае 1991 года — 93,94%).
Кто-то полагает, что Югославия прекратила свое существование уже в январе 1990 года, когда был прерван 14-й съезд Союза коммунистов из-за раскола между Сербией, настаивавшей на централизации страны, и Словенией, требовавшей перехода к конфедеративной модели. Съезд покинули словенские и хорватские делегаты, поддержанные в итоге коллегами из Македонии и Боснии и Герцеговины, а Сербия и Черногория остались в меньшинстве. Раскол между республиками положил конец правлению СКЮ.
Многие считают ключевым событием, предопределившим распад, приход к власти в Сербии Слободана Милошевича в 1987 году, который попытался переустроить Югославию в государство с сербским доминированием. Такой подход находил широкую поддержку у сербских элит и в обществе. Еще в 1986 году был выпущен манифест Сербской академии наук, в котором утверждалось, что сербы повсеместно становятся жертвами дискриминации и этот вопрос можно решить только путем их объединения — вне зависимости от места их проживания.
Одним из самых рискованных шагов Милошевича стало решение урезать в 1989 году автономный статус Воеводины и Косово, обладавших по конституции 1974 года правами, сопоставимыми с республиканскими. Давление на Косово с его двухмиллионным албанским населением, требовавшим предоставления статуса республики, в действительности лишь расшатывало Югославию.
Введение чрезвычайного положения в Косово, силовое подавление массовых протестов и смена местного руководства привели к отказу местных албанцев от участия в политической жизни Сербии.
В сентябре 1991 года самопровозглашенный парламент косовских албанцев (90% населения Косово) после импровизированного референдума провозгласил независимость, которую тогда признала лишь Албания. Активизировалось создание параллельных государственных структур, включая налоговую и судебную систему, полицию и школы.
В качестве «отправной точки» распада Югославии рассматривают и смерть Тито — первого и единственного президента СФРЮ, после которой встал вопрос о новых центрах политической власти.
Могло ли югославское государство после кончины его лидера в 1980 году функционировать как единое политическое пространство? Ведь реальная власть постепенно сосредотачивалась в руках республик. Децентрализацию и усиление самоуправления предусматривала конституция 1974 года, принятие которой во многом было связано с кризисами и волнениями 1960–1970-х годов (забастовки на предприятиях, студенческие протесты и демонстрации в Косово 1968 года, «Хорватская весна» в начале 1970-х).
Историк Мирослав Йованович напоминает, что югославское государство строилось на хрупком балансе политических сил сербов, хорватов и словенцев. Всякий раз, когда этот баланс нарушался, у единого государства исчезала перспектива. «Факторы внутреннего раскола постоянно наблюдались с 1918 по 1991 год. Но они не всегда доминировали, порой их удавалось прикрыть политическими соглашениями, а иногда их полностью контролировал тоталитарный режим Тито. Когда после Второй мировой войны устанавливались границы между республиками, Тито сказал, что это не линии, разделяющие их, а прожилки мрамора. Но в конце концов выяснилось, что Югославия не мраморная», — говорит Йованович.
Централизация, за которую на рубеже 90-х выступала Сербия, плохо совмещалась с самой идеей Югославии, тем более в условиях, когда Восточную Европу захлестнули перемены.
Приоритетом большинства республик стали суверенитет и рыночная экономика, а не поиск точек соприкосновения с Милошевичем, который и далее настаивал на преимуществах социализма и к тому же претендовал на роль выразителя интересов всех сербов Югославии.
Отказ Сербии от предложений Словении и Хорватии о переустройстве СФРЮ многие восприняли как прямую попытку Милошевича взять верховную власть. Политическая борьба постепенно приобретала характер межнациональной. На первых многопартийных выборах 1990 года лидировали националисты. Реформаторы, настроенные на сохранение Югославии, потерпели поражение. Радикализация политического пространства снижала шансы на мирный развод.
Национальные движения словенцев, хорватов, боснийских мусульман (получивших в 1974 году статус народа) не стремились к обретению независимости именно военным путем. Однако трагический исход казался неизбежным задолго до начала активных боевых действий. Как писал в октябре 1990 года белградский журнал «Время», «если шовинизм и слепая ненависть воспрепятствуют реформам и Югославия действительно развалится, это станет адом для простых людей: разрыв связей, переселение, напряженность, диктатура и, возможно, войны».
В той или иной мере военные действия в итоге затронули все республики.
Сначала это была Словения, где части югославской армии за 10 дней были разбиты словенской территориальной обороной. Затем усилилось противостояние в Хорватии, где сербы при поддержке из Белграда начали создавать свое территориальное образование. А весной 1992 года вспыхнула Босния — после референдума о независимости, который бойкотировало большинство местных сербов, составляющих треть населения.
Боснию и Герцеговину из-за смешения различных культур и народов часто называли Югославией в миниатюре. За четыре года в междоусобной резне здесь погибли 100 тыс. человек при довоенной численности населения 4,4 млн.
Это самые большие потери на Балканах в 1990-е годы. При этом 2 млн боснийских мусульман, сербов и хорватов в те годы покинули свои дома, и сотни тысяч сюда больше не вернулись.
Новая волна насилия пришлась на конец 1990-х. Это было связано с обострением косовского кризиса. После вмешательства НАТО в 1999 году Белград окончательно утратил контроль над мятежной провинцией, которая перешла под управление ООН.
Затем непродолжительный конфликт вспыхнул в 2001-м в Македонии. Как и все остальные кризисы, он завершился при международном посредничестве, местная албанская община (около четверти населения) получила дополнительные права.
Черногория избежала межэтнического конфликта, но и она была втянута в военное противостояние, являясь частью СРЮ (государство, созданное Сербией и Черногорией в 1992 году и просуществовавшее под разными названиями до 2006 года), и подвергалась бомбардировкам НАТО вместе с Сербией в период косовского кризиса.
Все воевавшие стороны заявляют, что они защищались, потому что им грозило истребление.
Главную ответственность за развязывание войны в бывшей Югославии Запад возлагает на сербов во главе с Милошевичем, считая их цели наиболее опасными при военном потенциале, намного превосходящем силы их противников. Сербы были подвергнуты основным санкциям, именно их позиции бомбила авиация НАТО. Большинство осужденных военных преступников в Гааге и в национальных судах тоже сербы.
Как говорят на Балканах, из любой войны выходят три армии — мертвецов, инвалидов и воров. В бывшей Югославии все они оказались многочисленными.
Экономический ущерб для региона трудно подсчитать — это десятки или сотни миллиардов долларов. Капиталы местных богачей созданы на войне или при помощи махинаций с приватизацией. Почти исчез средний класс, который составлял в Югославии большинство. Профессиональные кадры покидают Балканы, массовый отток населения шел все послевоенные годы. Свежий опрос «Балканского барометра» подтверждает, что каждый второй гражданин в регионе готов покинуть свою страну, чтобы найти работу.
Людей беспокоят безработица, плохая экономическая ситуация и коррупция. У граждан очень низкий уровень доверия к правительству и государству, они не верят в их способность бороться с безработицей и бедностью. Интересно, что 47% опрошенных назвали самой большой проблемой коррупцию. Этот показатель за год вырос на 15%.
Все страны бывшей Югославии являются официальными или потенциальными кандидатами на вступление в Евросоюз либо уже вступили (Словения и Хорватия). Евроинтеграция была одним из главных стимулов в регионе в последние десятилетия, однако теперь здесь все больше говорят о евроскептицизме.
После решения Великобритании покинуть ЕС прогнозы для балканских стран ухудшаются.
Специалисты считают, что ЕС в ближайшие годы сосредоточится на своем переустройстве и вопросы расширения отойдут на второй план. Это тем более вероятно, что страны-кандидаты не демонстрируют особых успехов на пути реформ.
Медленнее всего они идут в Боснии, где так и не удалось создать работоспособную администрацию и поднять уровень жизни, хотя в страну и были вложены миллиарды. Этноконфессиональная модель власти, установленная Дейтонским мирным соглашением 1995 года, снабжена различными блокирующими механизмами, которые, с одной стороны, защищают «жизненные интересы» народов, но с другой — усложняют принятие решений.
Тут действует самая дорогостоящая администрация в Европе, съедающая едва ли не половину ВВП. Но при этом у страны нет единой модели выстраивания отношений с внешним миром и концепции собственного развития. Босния остается символом гуманитарного раскола, где дети разных национальностей обучаются изолированно друг от друга (часто на разных этажах одного здания), а большинство спортивных болельщиков поддерживают сборные соседних государств — Сербии и Хорватии.
Босния и Герцеговина состоит из двух частей — Республики Сербской и Федерации БиГ. Это союз двух территориальных образований, имеющих обособленное положение. Местные лидеры избегают взаимодействия и используют специфические рамки Дейтона для оправдания застоя. Государственные органы здесь слабы, а местным элитам (боснийских мусульман, сербов и хорватов) присущи разные взгляды на реформы и интеграционные процессы, особенно в случае с НАТО.
Для реформ необходим не только консенсус правящих сил, но и поддержка гарантов мира, а у России и стран Запада часто нет единого подхода, и они высказывают поддержку противоборствующим силам с различными приоритетами.
С точки зрения безопасности уязвимость Боснии возрастает, хотя масштабная дестабилизация региону не грозит, учитывая общий настрой на интеграцию в западное сообщество и диалог.
Примирение на Балканах займет многие годы, и в большей степени это вопрос для следующих поколений. Можно принять любые политические декларации, привлечь инвестиции, восстановить дома и дороги, найти массовые захоронения и установить в суде, кто приказывал заживо сжигать или расстреливать беззащитных, можно войти в Евросоюз, НАТО, ООН, но говорить о восстановлении доверия здесь слишком рано.
Регулярные контакты между политическим руководством Сербии, Хорватии и БиГ установились лишь в последние годы. Несколько лет назад начат прямой диалог о нормализации отношений между Сербией и Косово, провозгласившим в 2008 году независимость при поддержке США и ЕС.
Страны бывшей Югославии являются друг для друга важными экономическими партнерами. Но политический климат все еще влияет на деловую активность. Так,
прямое авиасообщение между Белградом и Загребом было восстановлено лишь в 2014 году — после 23-летнего перерыва
А кризис из-за беженцев, идущих в Западную Европу через Балканы, на время привел к торговой блокаде между Хорватией и Сербией со всем набором претензий из 90-х.
Политики регулярно вбрасывают темы из прошлого, перекладывая ответственность на оппонентов. При этом очищение политической сцены от деятелей конфликтного периода выглядит весьма специфически. Скажем, пост премьера Сербии в последние годы занимает бывший радикал Александар Вучич. Теперь он позиционирует себя в качестве европейца и реформатора, но на Балканах еще помнят его обещание «убивать по 100 мусульман за каждого серба».
В коалиции с Вучичем работает и бывший пресс-секретарь Милошевича социалист Ивица Дачич. До этого Дачич успел поработать в правительстве вместе с демократами, которые 5 октября 2000 году свергли его шефа, отправив позднее в Гаагу. И в Хорватии, и в БиГ, и в Косово у власти находятся партии военного периода. Сегодня они уже не столь радикальны, но этот пробел пытаются восполнить их конкуренты.
Во внешнеполитической риторике России распад Югославии и связанные с ним конфликты, как правило, подаются упрощенно, с учетом нынешней конъюнктуры. Все чаще можно слышать что-то вроде «процветающую Югославию расчленили», «Тачи торговал органами», или «Вашингтон скомандовал, и Косово отрезали от Сербии». Учитывая, что речь идет о сложнейших кризисах, в урегулировании которых Россия много лет принимала участие, являясь соавтором резолюций СБ ООН, посредником на переговорах, поставщиком миротворцев и т.д., дипломатам и «экспертам-государственникам» стоило бы избегать подобных упрощений.
Неудачной была и попытка поставить вопрос присоединения Крыма в косовский контекст, причем с настойчивым утверждением, что «в Косово даже не было референдума». Это скорее свидетельствовало о нехватке у Москвы аргументов при обосновании своих действий в Крыму.
У косовского межэтнического конфликта и крымской истории нет ничего общего ни в плане развития этих кризисов, ни в плане последствий изменения статуса этих территорий для международной безопасности.
Постановка темы Крыма в косовский контекст не прибавила России сторонников за рубежом, а лишь вынудила говорить о том, что Москва нарушила международное право в своей же трактовке и разрушила собственную (вполне последовательную) позицию по Косово.
С другой стороны, российские оценки степени демократичности процедур, которые привели к косовской независимости (резолюция парламента, избранного при администрации ООН), оказались невостребованы, поскольку Россию не воспринимают как страну, способную дать совет в области демократии. У части противников косовской независимости возникло ощущение, что Россия более не является предсказуемым партнером в этом вопросе.
Белград- — Сараево
Автор — корреспондент «Радио «Свобода» на Балканах»
